1
Старый Хронос цедит годы ситом.
Воздух, словно студень, дрябл.
Все песчинки врозь, хоть в дюны слиты.
И бежит по дюнам судеб рябь.
Мишурой картонной мир меня прельщает.
Пестрый флер не кажется подделкой.
И, вцепившись в жизнь, что рак клешнями,
вижу лишь фасад с его отделкой.
Скрипка детства уж давно покрыта пылью.
Жадный взор направлен в жизни пекло.
И пробито всё нутро навылет
Красотою тела человека….
Я плескался в брызгах, как в морях,
и глубин не знали якоря.
2
Листья в солнце, словно в пудре — аппетитно!
А листы — в каракулях летаний.
Над уже знакомым ставлю титло, —
чтоб вписалось новое в пергамент.
Нет плодов — зеленые ем листья.
Почерк исправляется, взрослея…
Но по-прежнему не замечаю истин
под привычным. К новому хладею.
Но снимает это титло ближний,
пишет слово по-иному, звучно.
И на нитку бусы счастья нижет.
Я ж стою в печали — мнимый лучник….
Долго я бродил в чужих краях,
о своих не помня якорях.
3
Мир — как в яме симфонический оркестр —
то мазурки, то хоралы, то сюиты.
И гонцов флюидных мы окрест
рассылаем из звучащей свиты.
Те встречаются в невидимом пространстве
и сражаются, шья белые флажки.
Мы ж несемся по безлюдной трассе
наших дней — кумиры и божки.
Звуки наши, в тишине сплетаясь,
создают созвучий робкий хор.
Я ищу, средь чуждых нот петляя,
свой неповторимейший аккорд…
Камертоном были якоря,
в чистом роднике открыв моря…
4
Родник несет в себе невинный
стыдливость очертаний гор
и тайну, что небесный горн
заклял огнем. И лист оливы.
Родник я видел много раз,
но я спешил к морям далеким.
И возвращался одиноким,
обветренным потоком фраз.
Томимый вековою жаждой
в лесу плутал, как Данте я.
Ни флейты стон, ни вздохи банджо
не приносили забытья…
Испил я звуки родника —
родными стали берега.
5
Мельтешение скудных дней
да скольжение в перспективу.
Средь моих ненужных речей
предпочтение — вокативу.
На гравюре души моей
слишком много косых штрихов,
образующих сноп теней
из дрейфующих облаков.
Плоскость мира оставив грекам,
я узрел, что; есть низ и верх.
И, плененный духом человека,
бросив якоря, окончил бег…
Так, чтоб тень не пролила чернила,
ты к зениту устремись, светило!
6
Идеалы все, видать, на небе
звездами потухшими лучатся.
Рыцари, покинув домочадцев,
к ним стремятся, наполняя склепы.
Те, кто зрячи, может статься, слепы.
Жизнь не радует, а радуют забавы.
Не найти на страстный скач управы
Даже и уздечкою от Феба.
Чувств моих доверчивые крылья
копья разума к порогу пригвождают.
Годы. Всё земное станет пылью.
А небесное на небе ожидают…
Ох, и странная судьба у корабля:
на земле и в небе якоря.
7
Легкий бриз. Акварель Моне.
Буйство красок и светотени.
И покоюсь я на волне —
на прохладнейшей из постелей…
Шутит Моцарт и спит Сальери.
Захватил дыханье восторг!
Обхватив руками колени,
в чаши глаз вливаю простор.
Я тебе не скажу ни слова,
ведь слова — силуэты чувств…
…И покажется ночью громом
под шагами неловкий хруст!
Поутру улыбнется заря:
«В сердце девы его якоря»…
(1992)