Мой друг устал: он дремоты не в силах превозмочь.
Тепло камина, дрожь дождя на ветреном стекле –
всё колыбельная ему, всё провожает в ночь.
Ему уютно у огня в покое и тепле.
Он уплывает морем грёз под парусом ночным
Никак не справиться со сном усталому уму.
И ветви сумеречных ив склоняются над ним.
И руки ласковых дриад протянуты к нему.
Ах, приударить он не прочь за юностью дриад,
но клонит голову на грудь необоримый сон.
А в небе полная луна и целый звездопад,
через который Млечный Путь струится ручейком.
А я нарочно всё веду неспешный разговор
и вынуждаю отвечать его в конце концов –
забавно мне, как он сквозь сон бормочет всякий вздор,
но влага тёплая дрожит ввиду моих зрачков.
Мой самый близкий и родной на свете человек,
как жаль… как хорошо, что ты сидишь глаза закрыв,
и сон твой свят – так дети спят, сомкнув пушинки век
и из ладоней пирожок под щёку подложив.
Как жаль… как хорошо, что ты моих не видишь глаз,
в которых плещется закат и страх небытия.
Но я тебя не посвящу – нет-нет, не в этот раз.
Пусть будет тайной боль моя и тайной смерть моя.
И я останусь у огня, вздыхая тяжело,
твой сон нечаянный храня, как пламя на ветру.
Мне слишком дорого его бесценное тепло,
меня хранящее всегда, пока я не умру.