Я вышла вон – менять чужую кровь
на новую, не киснущую в жилах.
Цвела сирень. Чужих и рваных слов
мне не хватало. Высечен из пыли
был, как скульптура, обнажённый день,
горящий лик его был зол, но светел.
Я шла вперёд, отбрасывая тень
в воспоминаний почерневший пепел.
Так я жила. Так сбрасывались дни
с моих счетов – в обмен на боль и силы.
Каким богам я жгла тогда огни?
Каким любовям вырыла могилы?
Всё это в прошлом: жду, как фараон,
пока мой дух освободит пустыня:
ей – каплю влаги – и в горячий сон,
со временем - в окостенелый иней.
Я вышла вон – менять чужую кровь,
вернулась же – в смолёном саркофаге.
Так стоит ли пытаться? Прекословь,
но проживи сто жизней на бумаге;
пока ладонь касается листа,
не в силах отказаться от лишений:
возможно, что такая слепота
лишь совершенней.