Соловей

Александр Чубукчи
Давным-давно, в стране далекой
Жил император средних лет.
Был своенравным и жестоким,
Об этом знал весь белый  свет

Но, как дитя, имел привычку:
Любил подарки всех сортов.
И вот однажды ему птичку
Прислали из чужих краев.

Та, механическая птица
Умела петь и танцевать,
Да на одной ноге крутится
И, даже, крыльями махать.

А на коробке из стекла,
Табличка, с надписью на ней:
Кем изготовлена была
И крупным шрифтом «Соловей».

Весь день счастливый император
Не отводил от птички глаз
И механический вибратор
Он заводил по многу раз…

Но вот, однажды, на рассвете,
Позвав в палаты мудреца,
Он приказал ему отметить
Страну пернатого певца.

Россия! – так сказал мудрец, -
Той птице родиной была.
Но можно, на худой конец,
Спросить у русского посла.

И, чтоб побольше разузнать,
Да, чтоб подарком удивить,
Решить он за послом послать
К себе в палаты пригласить.

Когда ж пришел он во дворец,
То возбужденный император
Открыл таинственный ларец
И механический вибратор

Завел легонько до упора
И опустил на дно ларца.
И, между прочим, к разговору
Добавил крепкого словца:

«Смотри внимательно! Запомни!
Как говорят, на ус мотай!
Во всей стране твоей огромной
Таких умельцев нет. Пускай

Приедут к нам сюда учиться.
За опыт наших мастеров
Вам надо будет расплатиться
Лишь златом сотнями кусков!»

Посол сказал неторопливо,
Слегка покручивая ус:
«Работа сделана на диво!
Судить ее я не берусь.

Пусть соловей поет и пляшет,
Пусть шустро крутится юлой
И крыльями красиво машет…
Но, все, же это, не живой.

Не тот российский соловей,
Что дивным голосом поет,
Что песней радует людей,
Что в сердце русского живет.

По мне живой милее всех!»
Закончил речь свою посол.
М под злорадный чей-то смех,
Он гордо из дворца ушел.

С тех пор владыке плохо спится,
Забыть не может этих слов.
Он за живою дивной птицей
В Россию шлет своих послов.

«Хочу я лично убедиться,
Хочу решить вопрос такой:
Что механическая птица
Намного лучше той – живой».

Проходит месяц. Год проходит.
А из России нет вестей.
Владыка места не находит.
Перед глазами – соловей.

«Какой он есть на самом деле?
И как поет живой певец?
Я так тоскую, неужели
Придет терпению конец?»

Так тяжесть мыслей придавила,
Что император занемог.
Вдруг стала жизнь ему не мила
И он в постель надолго слег.

Здесь, во дворце, в палате дальней,
Уединившись от людей,
Он взор направил свой печальный
В окно, на несколько ветвей,

Качавшихся слегка при ветре,
Скрывавших небо в черных тучах.
От белой стенки в полуметре,
Любимый дуб его могучий.

Еще проходит год печальный
И под столицей, у ворот,
Послов из стран встречая дальних
Приветствует честной народ.

Толпой идут за той каретой,
Где, в золоченой клетке
Сидит, особо, неприметный,
Соловушка на ветке.

«Чуть-чуть побольше воробья!
Чуть посветлее оперение!
Эх! Видно взяли его зря!»
Боюсь, испортит настроение

Не только видом простоватым,
А даже пением своим!
Не встанет больше император.
Нам не видать его живым».

Въезжает во дворец отряд,
Пришли министры, слуги,
За клеть хватаются, кричат
И рвут из рук друг друга.

Дверь клетки стали открывать,
Взвинтились быстро нервы,
Ведь, каждый хочет показать
Его владыке первым.

Еще чуть-чуть и соловья
Схватил министр рукою:
«Я покажу его!», « Нет, я!»
«Ну, ладно, Бог с тобою!»

Вдруг кто-то сильно укусил
Счастливчика за руку.
И соловья он упустил,
Не снес такую муку.

Освобожденный соловей
Взлетел, как можно выше,
Расположился средь ветвей
Немного ниже крыши…

Меж тем, в палате, во дворце
В кровати из подушек
Лежал владыка. На лице
Был ужас, будто душит

Его какая-то печаль,
Незримая снаружи,
И тянет за собою вдаль.
Он сжал руками уши.

Но только он отпустит руки,
Как чей-то голос снова:
«Пойдем со мной! Забудешь муки
Ты в этом мире новом.

Там встретишься с родными вновь,
Тебе там будут рады».
Он чувствует, как стынет кровь:
«Не надо! Нет, не надо!

Поди, же прочь ты, наконец,
Оставь меня косая!
Покинь сейчас же мой дворец!
За мной пришла? Но знаю,

Что час еще твой не пришел.
Отдай мой меч, корону!»
И смерть сказала: «Хорошо!
Сейчас пока не трону.

Но и отсюда не уйду.
Борись с душевной болью.
Тебя немного подожду
И уведу с собою.

Да,  только он глаза закроет,
А смерть все ближе, ближе.
К нему тихонечко подходит
В лицо прохладой дышит.

Своей костлявою рукою
Власы его ерошит:
«Теперь ты мой. Пойдем со мною.
Никто тебя не сможет

Помочь. Сейчас ты одинок,
Не нужен даже слугам.
Ты слег в постель. Ты занемог.
Беспомощен в недуге…

Уже давно считают люди,
Пойми ты это, наконец!
Что императора не будет,
Что опустеет твой дворец…»

Собрав остаток своей силы,
Смахнул рукою смерть с себя.
И  вдруг, через окно увидел
Больной владыка соловья!

Певец  пернатый встрепенулся,
Почистил клюв о ветку.
Потом как будто улыбнулся,
Внизу увидев клетку.

И вдруг запел. Такие трели
Никто не слышал до сих пор.
Все будто сразу онемели
Стал, не живим на время двор.

Соловушка все песни пел,
Высвистывал коленца.
А император вверх глядел…
Вдруг начал в такт вертеться.

Потом с кровати бодро встал
И твердою рукою
Меч и корону свою взял
И стал  готовым к бою.

Вернулась сила и краса,
А взгляд орлиным стал.
Смолк соловей и голоса
Владыка услыхал:

«Вот это пенье! Это диво!»
Дворцовая кричала знать.
«Ловить его! Ну, живо! Живо!
Скорей владыке показать»

Все бросились на дуб могучий,
Не получилось ничего.
Лишь только куча знати лучшей
Да смех и крики: «Ого! Го!».

Вдруг отворилась дверь палаты.
Народ немного отошел.
И появился император,
Одетый в золото и шелк.

На голове блестит корона,
Меч золотой в руке зажат:
«Не трогать дуб! Пусть ему крона
Послужит домом! Обижать

Никто не смеет эту птицу.
Так и запомните, друзья!
Сегодня пир на всю столицу,
В честь дивной песни соловья!»

Народ ликует, веселится.
Поют все песню соловья.
Гуляет и шумит столица.
И я там был, мои друзья!