палач, в эти темные, зимние, мертвые дни возьми свой топор. я иду и молю лишь о том, чтоб ты отрубил мои ноги за то, что они не могут войти в его теплый и солнечный дом. палач, в эти страшные, смутные, черные дни, теряясь в пространстве средь сотен чудовищных лиц, прошу, отруби мои руки за то, что они не могут коснуться его черно-звездных ресниц. возьми поострее кинжал, я почти уже труп: слезами и кровью пропитана напрочь кровать, и сталью холодной сорви поцелуй с моих губ за то, что теперь не дано им его целовать. и голову тоже руби, коль на то уж пошло, пускай мне в зрачки никогда не впитается свет. руби же, руби, не колеблясь, мне так тяжело носить на плечах ее мысли о том, кого нет.
последний аккорд, мне иначе никак не уснуть. предатель в груди еще бьется, колоть и рубить! ударь меня в сердце, пронзи топором мою грудь,
чтоб больше
оно
не смогло
никого
полюбить.