Не знаю, уж так звёзды повернулись тогда или что ещё происходило в астральном мире, но столько почти трагических событий, наверное, со мною больше никогда не происходило.
В середине лета (точно – в середине, потому что был сенокос), мама повезла нас к себе на родину в Вологодскую область. Сегодня такое путешествие заняло бы гораздо меньше времени и отняло меньше душевных и физических сил, а в середине шестидесятых та ещё была поездочка! Сначала мы ехали на поезде (мама говорила «на дежурке»), потом пересели на теплоход, который шёл вверх по Северной Двине до города Котлас, после чего летели на самолёте, который все называли «кукурузником». Всё это ехало, плыло и летело так медленно, что даже новизна ощущений не спасала от скуки. Наверное потому, что только в поезде-дежурке я чувствовал себя хорошо, а потом везде меня укачивало и тошнило. На этом приключения далеко ещё не закончились. Из Великого Устюга (вот уж никто тогда не догадывался, что это будет обитель Деда Мороза) мы ехали в кузове грузовой машины. Там сделаны были деревянные скамеечки. Машину так трясло, что казалось: вот-вот она перевернётся, или скамейки оторвутся, и их вместе с нами вытряхнет на очередной ухабе. Застряли мы в районном центре. Мама пошла узнавать, на чём можно поехать дальше, братья скрылись в неизвестном направлении, а я пошёл туда, где было очень весело. Это было на реке. Плотина (позднее мне объяснили, что когда-то на этом месте стояла мельница). До плотины – большая заводь. После – мелководье. Мальчишки моего возраста (девчонок что-то я не помню) купались именно там, внизу, за плотиной. Такие места называют обычно лягушатниками. Здесь не бывает глубоко, поэтому утонуть очень трудно. Мелюзга веселилась от души. Все ныряли, хотя вода едва скрывала коленки, брызгались, прыгали в воду с разбега и визжали при этом пронзительно. Моё место, конечно же, было среди них. Но гордость городского человека не позволяла мне опуститься до того, чтобы месить грязь в лягушатнике.
Вот я подхожу к плотине. На ней стоит несколько парней лет пятнадцати, один с велосипедом. О чём-то разговаривают и внимательно так меня разглядывают. Я в белой рубахе и новых чёрных сатиновых штанах, в новых же сандалях, одетых, правда, на босые ноги. Со мной здороваются. Я отвечаю важно, с чувством собственного превосходства. Объясняю, что ехать ещё далеко и очень хочется искупаться. Раздеваюсь до трусов и здесь же с плотины плюхаюсь в воду. Она тёплая, ласковая такая. Плыву в сторону, противоположную от плотины, там речка превращается в узенький ручеёк. Сначала мне удаётся преодолеть какое-то расстояние, но потом я начинаю чувствовать, что происходит что-то непонятное. Я не движусь вперёд. Ни плотина не удаляется от меня, ни один из берегов не приближается. Ноги утягивает куда-то вглубь. Тогда я поворачиваю к плотине и пытаюсь преодолеть уже однажды проделанный путь, но чувствую, что мне это не удаётся. Мне становится страшно, но просить помощь, которая мне явно нужна, всё ещё не позволяет гордость. Наконец, я понимаю, что ещё немного и меня утянет куда-то вглубь. Поблизости нет никого, кто мог бы мне помочь. На плотине по-прежнему стоит парень с велосипедом. Он теперь один, облокотился на велосипед и смотрит на меня. Не знаю уж, специально он остался или Бог ему нашептал, но, если бы ушёл он со своими приятелями, не писать бы мне этих строк. Негромко так я кричу: «Тону». Не слышит. Тогда, не думая уже ни о чём, а только трясясь от страха, кричу громче: «Тону!» Парень внимательно смотрит на меня, словно сомневаясь в том, что мне действительно нужна помощь. А меня уже тянет ко дну. Ноги не слушаются, руки совсем обессиливают, вода начинает заливаться мне в нос. Изо всех сил кричу: «Тону!!!» Парень отталкивает велосипед, тот летит с плотины в другую сторону от хозяина. Парень во всей одежде (кажется, он был босиком) прыгает в воду и ловкими сажёнками быстро преодолевает расстояние, разделяющее меня и плотину. А я уже не могу сопротивляться, меня затягивает под воду, закручивает мои ноги…
Не помню точно, держался я ещё на поверхности воды или он меня из-под воды вылавливал, но выловил точно. Очнулся я уже на берегу. Вокруг полно мальчишек разного возраста. Все расспрашивают парня. Интересуются, кто я и откуда, как зовут меня и как это меня угораздило попасть в омут. Он ведёт меня к одежде на плотине. Я одеваюсь и вижу бегущую ко мне маму. Скорость распространения известий в деревне превышает скорость света. Это я тогда понял. Единственное, что я ещё точно помню, так это вопрос, который задал мне мой спаситель, уже успевший достать из воды свой велосипед: «Ругать будет?» Не знаю уж, почему его это так волновало, и не помню, что я ему ответил. Да и без моего ответа всё стало очень скоро ясно. Меня не просто ругали, а ещё и таскали за чёлку при всём этом деревенском народе. Но было уже не до городской гордыни. Жив остался – счастье-то какое! Солнце светит, тёплое, ласковое такое.
Я не знаю, как зовут этого парня, не помню, как он выглядит. Это и не мудрено, ведь я его видел только один раз в жизни, да и то когда мне было только шесть лет. Но если он ещё жив, дай Бог ему здоровья и долгие лета. Я ведь и спасибо ему, кажется, не сказал. Тогда не сказал. Маленький был, глупый ещё…