Все видавший, со скрипом просевший,
Приютивший Гюго и Руссо,
За сто лет уж совсем обрусевший.
Словно «личность» музея Тюссо!
Он хранил черно-белые лица
И янтарного цвета коньяк,
Он хозяйке второй «пригодился»
За Шекспиром томился мышьяк.
А на дверце его отпечатки
И порез, не скажу от чего,
Две полозки от красной помадки -
Марафет потускневший его.
Помня горечь привычных пощечин,
Неуклюжих хозяев слова,
Как никто он давно полномочен
Постоять за свои же права!
Но куда там, он шкаф, что он может?
Как ввязаться ему в разговор?
Только знаю, что всякого гложет
Не прочитанной книги укор.
И заплакать бы навзрыд, да толку?
Сырость книжному шкафу вредна.
Дайка Бродского, вон, с верхней полки,
Я верну, не грусти старина.