В придорожном баре полуденная тоска:
Под ногой хозяйки уныло скрипит доска -
Протирает рюмки-стаканы который раз,
Радиола тянет надрывный охрипший джаз.
А снаружи ветер гоняет туда-сюда
Жестяные банки, стекляшки и провода,
Рвёт траву пожухлую - мёртвый землистый мех.
Тихий треск песчинок. Сухие щелчки помех.
Он заходит вдруг. "Санни, детка, ждала кого?" -
Он в той самой куртке с оторванным рукавом,
Улыбается лишь слегка - половиной рта,
Говорит: "Катись оно к чёрту, как я устал!
Дай скорее виски! Стою из последних сил" -
И кладёт на стойку под правую "Дезерт Игл".
Говорит: "Какой же паршивый пошёл народ!
Изнутри у них только зло бесконечно прёт -
Мать дитя продаст, сын спокойно убьёт отца,
Ведь война, Саншайн, никогда не меняется."
Говорит: "Побродишь по пустошам ты с моё,
Станешь тоже за километр огибать жильё,
От людей держаться подальше - поверь, пойми -
Там, где нет людей, там и нет никакой войны.
Иногда мне хочется просто остаться здесь,
Прекратить тупое геройство, свалить, осесть..." -
Санни тушит вывеску и запирает дверь,
Убирает виски, отводит его наверх.
На прощанье чмокнет: "Спасибо тебе за всё" -
Он, плохих, конечно, накажет, и мир спасёт,
Треск сухих песчинок - его заметает след,
Вот была война - вот войны никакой и нет.
В придорожном баре кромешная темнота.
Захлебнулось радио - некому бормотать.
Тихий скрип верёвки, тугие объятья сна.
Ветер бил в окно, но не мог тело Санни снять.
18.01.2015