Оставь надежду, здесь чистилище для тварей и блудниц;
Святых забудь, ведь только труд освобождает.
Вдохни особый аромат – так пахнет только Аушвиц,
Еретиков он ждёт всегда – для сбора дани.
На форме – молнии «SS», как монограмма палача,
Циничный взгляд из-под надвинутой фуражки.
И под истерику собак, всех прибывающих встречал,
Мерзавец в чёрном – каждый ждал его отмашки.
Тавро Давида? Торопись – тебе в одну из "душевых",
Работа после, – как очистишься от скверны.
У иудеев и цыган, у коммунистов и больных,
Душа отмоется – вещал он лицемерно.
Одежду, обувь; догола – раздевшись, очередь ждала,
Седая пыль от неба падала на плечи.
В дыму трубы кружила чернь – горела, видимо, смола,
Огонь терпел, и трепетал от дикой встречи.
Бессрочна память… Аушвиц – жаровня беса во плоти,
Освенцим в трауре, и мир в глухой печали.
Жрецы давно уже в аду; чума, казалось,– взаперти,
Дверь на замках была – недавно лишь взломали.
А на земле опять пожар, и снова очередь на смерть,
Ещё коричневая мразь не закружила круговерть,
Так встанем в строй – с ней наши предки воевали!