Этим всё сказано

Владимир Илюшенко
      В обед мать, выставляя на стол тарелки, заворчала на отца:
      - Поговорил бы с Колькой, может послушает.
      - Ага, послушает он, - неуверенно возразил отец, но сдался – Ладно, поговорю.

      Вечером, когда вся семья поужинала, отец подошёл к сыну и предложил:
      - Пойдём, Коля, посидим на брёвнах?
       Сын обнял отца за плечи, глянул в лицо и весело согласился. Отцу показалось, что сын уже догадался, о чём пойдёт разговор. Так оно и было, вообще-то.

      - Пройдя двор, отец и сын сели на штабель брёвен, заготовленных несколько лет назад на строительство дома для старшего сына и брата, но брёвна не понадобились – того назначили начальником дорожного управления и он переехал в райцентр. А брёвна так и остались на большом дворе.
      Некоторое время молчали. Отец не знал, как подступиться к разговору. Вроде и ничего такого, а как-то не шли слова, вернее шли, но какие-то не мужские, что ли. Сын начал первым.
     - Какая красота у нас: зелено, тихо, птицы поют – прямо как в добром кино.
     - Ага. Как в кино. Поют, птицы-то. Ты это… сын… В общем мать просила поговорить с тобой на счёт этого, ну, твоего распределения. – Он так и не решился говорить от себя.
     - Пап, это не распределение – я сам так попросил.
     - Но почему, почему обязательно тебе надо туда? Хотя… ну, понимаю я – долг и там всё такое… Ай, – не выдержал отец, махнул рукой и встал. – А если убьют? Мы же… мать же… - отец отвернулся в темноту от света, падавшего от лампочки над крыльцом.
     - Сын опять обнял его и успокоил – ну, почему сразу убъют? Не убъют!
     - Ага, а Витька Ботвин? Ну почему - ты? Почему обязательно тебе надо?
     - Пап, а почему другие за меня должны ехать?
     - Да не должны, но… Ай… - он снова махнул рукой. – Да я всё понимаю, ты вон пойди матери втолкуй. Она, как узнала, изнылась уже и меня задёргала.
      - Отец, ты же знаешь, я так не могу: там наши мальчишки, наши же, деревенские. Да и не только. Кто с ними встанет? Я учился в училище родину защищать, а как до дела, так – в кусты?
       - Да я понимаю, но мать… И потом, чья это война – наша что ли? Зачем нам эти горы-лощины? У нас своих дел…
      - Ты на мать не кивай. А на счёт «наша или не наша» война – это ты, папа, брось. Там наши мальчишки, и этим всё сказано. – И, снова обняв отца, сын заверил – Вот вернусь, тогда поговорим и чья это война, и обо всём остальном.
      
      - Ну, что – поговорил? – напирала  мать, когда все разошлись по своим спальням.
      - Да поговорил я, поговорил. А толку-то – знаешь, же нашу породу, весь в тебя, упёртый. Я ему говорю, почему - ты, а он своё – там пацаны, пацаны. Заладил… В общем, отстань от меня. Колька сказал поедет, значит поедет – хоть кол на голове теши. Ладно, всё, спи давай. Вот вернётся, тогда…
      
      Утром следующего дня вся деревня вышла провожать своего земляка молодого лейтенанта, выпускника военно-политического училища на настоящую войну, в Афганистан.