Успешно одолев таможню,
уж насколько было можно,
я попал в музейный зал
(ох, попал я… ох, попал!)
И, конечно, ошалел
от Кокошки и Шиле.
Угораздило же, сдуру,
соблазниться мне тур-туром!
Вот стою, ни жив, ни мертв,
здесь арс лонга жаждет жертв.
Дни текли мои беспечны,
жизнь промчалась, быстротечна.
А кругом мелькают музы
(мчатся музы, вьются музы),
грудь навыкат, гузки грузны.
Отчего же эти музы
не одёвуют рейтузы?
Не спасает и Агдам,
против рубенсовских дам.
Видел «Маху», встретил Вакха, –
от копыта и до паха,
нимфам преданный без лести –
распевает пёсьи песни.
Вот уж рожа, дыбом шерсть…
Он же может их – раз шесть!
Виноват, раз двадцать шесть.
И живьем встает вопрос
Полной гибели всерьез.
От творениев злых гениев,
я бежал новым Евгением,
разражаясь тяжким стоном,
городов чужих на стогнах;
От проспектов нервных векторов,
отворяющих мне вены
беспощадными прозекторами;
От дворцов огромных армий,
музыкой застывших в камне…
Может хватит уже, амен,
взглядов безразличных лиц,
сквозняков пустых столиц,
диких скачек чуждых дансев,
непрерывного диссонанса?
Что ж, поехал – так держись.
Ко-шиле или жизнь!
Иллюстрация: Эгон Шиле. «Женщина в зеленых чулках». 1917.