В коридоре неоновый свет голубой яркой лампы.
В туалете коричневый кафель на полу и на стенах.
Забавляется бабка: в крючковатых артритных ручонках
То в Миру ты, а то - между черным и белым.
За стеной монотонное "ой-ой-ой", "ой-ой-ой"
Без начала и края: старый дед - кости в кожу обтянуты -
места себе не находит. И метанья его ограничены туго бинтами,
Что без шанса свободы фиксируют руки по краю кровати.
Кислый запах от рыжей клеенки в соседнем "крыле" терапии.
Но у них развлеченье - скрипуче шипит телевизор.
КВН, курс валют, разбомбили поселки, в подвалах - больницы,
только с нашими их не сравнить, в наших сумрак, но рай,
Мы другого не знаем и поэтому плохо их ценим.
А у нас, в неврологии, пациенты согбенно-худые.
Тихо ходят, только капельниц строго снует паровозик.
Как назло, в холодильнике общем уперли любимую мною аджику.
Без нее вся еда - размазня пресной жизни по желтой тарелке.
Пусть тому, кто упер - она станет едой, поделюсь за грамульку здоровья.
Вдруг, авось, за аджику отвалится малая долька.
Все забито людьми - коридоры, палаты и холлы.
Бормотание, храп, "ой-ой-ой" и топтанье спецназа за дверью.
Потому, что для полной и цельной картины, за порогом палаты
прикрепили наручником койку тяжелую к странного вида бабище.
Она спит беспробудно, как девица в темной пещере,
а ее охраняет шестерка отважных бойцов в камуфляже...
Автоматы и берцы, и рации - все чин-по-чину. Как надо.
Квинтэссенция жизни и смерти! Куда же ей деться?
Жизнь в обличье тщедушной девчушки, поправляет очёчки,
зажимая в худых нервных пальчиках ручку.
Под обложками милых гламурных тетрадок - конспекты студентки.
А в глазах - лишь желание сдать "хирургию и травму".
да еще надоели ужасно противные стулья,
что цепляют затяжки на чудо-колготках.
_________
Может, где-то над крышей, в морозном январском пространстве
На излете полночного часа колыхнется тревожно крыло белой птицы.
лапы в перьях у старой-престарой совы, пережившей все мудрости света,
А под утро - другая , нежнее и легче - белохвостая тень от седой куропатки.
И они унесут от звенящей тупой суеты, в белизну и покой, что искрится и манит
Тех, кто ждет тишину, и кому надоело читать эти лица и звуки, и мысли.