-Эй, Джу, малышка! Как дела? Хочешь этого карамельного петушка?
Джу, кроха 5ти с половинкой лет, молча утирает ладошкой сопливый носик и смотрит на меня взглядом, в котором виден упрек. Ей сейчас немного не до карамельных петушков - на руках у нее пушистый мяукающий комочек. Он мурчит и трется ухом о ее живот.
Я присаживаюсь рядом с ней на колени и глажу ее волосы, улыбаясь уголком рта.
-Джу, хочешь сегодня пойти куда-нибудь поиграть? Можем погулять в садике, который ты любишь. Там наверняка уже распустились первые цветочки. Хочешь?
-Нет
Джу не поднимает на меня глаз и не отрывается от котенка. Конечно, она помнит, как хорошо в том маленьком милом садике, как там бывает уютно, когда я сажусь с книгой на старую скамейку, а она бегает между клумбами и собирает так приятно пахнущие цветы, отрывая разноцветные лепестки и устраивая "дождик" из них над своей головой. Но сейчас, ей, видимо, не до садика и не до цветов. Она очень тиха и угрюма, и с каждым разом это пугает меня всё сильнее, будто я заглядываю в неизведанную черную пропасть, и черт побери, я абсолютно не знаю, что с этим поделать, а поэтому лишь вздыхаю. Если бы я могла, если бы мне можно было заплакать прямо сейчас, перед ней, я бы разрыдалась, как девчонка; я бы сделала это, если бы помогло, но я не могу. И я не могу объяснить своей милой Джу, отчего тот человек с сильными теплыми руками и мягкой курчавой бородой больше не приходит к нам домой. Если скажу: ушел, потому что сам захотел, она удивится и не поверит - как так - захотел? Он же столько раз играл с ней и брал ее на руки, поднимая высоко-высоко над головой, и громко смеялся. Он никак не мог захотеть уйти.
- Джу, малышка. Давай я сегодня на ночь почитаю тебе сказку про принцессу и прекрасного принца, которую ты так обожала в детстве. Ты очень хорошо под нее засыпаешь.
Она упрямо мотает головой.
-Я так засну, обещаю
И вдруг исподлобья быстро кидает в меня один из своих странных взрослых взглядов и спрашивает:
- А папа не придет больше, да?
Я молчу. В этот момент я так ненавижу тебя, что будь моя ненависть океаном, она бы затопила весь мир. Единственное, что хочу спросить: слышишь ли ты это? Слышишь ее? Если да, то почему же поступаешь так жестоко, сукин ты сын.
И я отвечаю самой распространенной ложью на свете.
- Не знаю, малышка. Может, еще придет.
И горло мне будто сдавливает сухая жесткая рука, когда после этой бессовестной лжи Джули поднимает на меня печальные, но таинственно сияющие в глубине глаза, до краев наполненные надеждой, и говорит:
- Правда? Это хорошо, я хочу показать ему Мурчалку. Она ему понравится.
И с чего она взяла, что ее котик - девочка? Вот удивительное создание, мне бы ее уверенность в неизвестном.
И так же сильно, как я ненавижу тебя, я люблю ее, эту малышку; однако, это ничего не меняет, потому что ТЫ не любишь ее, и хотя она ждет и будет ждать бесконечно, как я ждала своего отца, ты не придешь; и с каждым прожитым годом рана в ее груди будет грубеть, но и об этом ты не узнаешь.
Вот за что я действительно ненавижу тебя. За ее боль и тоску.
Сейчас-то, возможно, еще не поздно вернуться, пока она еще любит тебя. Но потом.. уже никто не сможет дать ни малейшей гарантии.
Хотя.. сейчас я смотрю на нее и окончательно понимаю: сукин ты сын. Ты не вернешься.