Эта правда не спит, эта память живет,
в наших генах и венах гудит, не стихая;
тормошит и зовет человеческий род –
ледяная, свинцовая, пороховая…
Эта правда окопов – со смертью «на ты» -
по воронкам пройдя, по обугленным травам, -
светит, неумолимая, - как сквозь бинты,
проступает сквозь время в величье кровавом,
помнит каждую кровью политую пядь
обожженной земли.
В тех боях и утратах –
что, казалось бы, что мы сумеем понять –
дети мира, рожденные в шестидесятых?
Что мы помним? Что видели? Кем суждено,
чтобы в душу врезалось, болело, как рана:
черно-белые кадры в военном кино…
Бьется весть в репродукторах – речь Левитана…
Сколько сказано, снято, пропето о том,
и – придумано – рыцари… люди из стали…
Но я знаю одно – просто люди, живьем,
вот такие, как мы – у орудий стояли,
шли в огонь и студеную воду Днепра,
краснозвездные танки вели сквозь раскаты,
и сбивали проклятые «мессера»
и сжимали тяжелые автоматы…
Просто – люди. Но сделали все, что смогли,
и – чего не могли – на пределе отваги
те, кто страшной дорогою честно дошли
до конца, до весны, до Берлина и Праги.
Эта память жива – чтобы знать навсегда
и своим, и врагам – из какого мы теста.
Эта правда живет, не считая года –
правда Ржева, Москвы, Сталинграда и Бреста.
Боль и славу сработанной кровью войны
все жесточе с годами приемлет Отчизна…
Для меня эти люди – солдаты весны,
и живые и павшие, «ныне и присно».
Эта правда шинелей на черном снегу –
наш экзамен на звание Человека.
…Эта память жива – я поклясться могу
сорок пятой весною двадцатого века.