Пусть кто-то тянет память, будто невод, из себя -
по сантиметру, за витком виток,
то ненавидя это дело, то любя,
наматывая прошлое себе на локоток.
Не легче счет вести ступеням, нисходя
туда, где счет идет на годы, не на мили,
оставив у порога маяком свое второе я -
пусть отведет меня назад мой собственный Вергилий.
Скажи, зачем спускаться вновь во тьму,
искать сокровища в отвалах многолетних сора,
чтоб, в искушенье духу и уму,
быть славой менее покрытым, чем позором,
и раз за разом извлекать простую гальку,
черепки, обломки корабля, потертую монету,
и наносить во тьме на порванную кальку
абрисы новых мест? Зачем все это?!
Вдруг вспомнится - монету подарил отец,
фрегат потоплен был превратностью судьбы
у берегов ручья – вот и войне конец,
а галькой там же сложены Геракловы столпы.
Вот запонка, а вот часы – для первой
давно уж не найти руки, затянутой в манжет,
а память о вторых не потревожит нервы –
как будто было что-то, а быть может, нет.
Зачем? Ведь люди скажут: “Что за шут!
Свой старый хлам раскладывать у дома,
лелея черепки, как летчик стропами лелеет парашют.
Искусство видеть сны и нам знакомо”.
Ах, если б только сны, любимцы Кастанеды,
под звуки утра вороха сомнений
несли на тот погост, где упокоены все беды -
естественно, до полнолуний или наводнений.
Но сладостно и жутко, вновь касаясь дна,
вдруг ощутив того, кто ждал тебя у входа,
сказать: “Ну здравствуй, alter ego, наливай вина,
затепли свет и вместе будем ждать восхода”.