Ваша робость камнем мне шею тянет.
Вижу светлое, злое немного, дно.
Как же больно узнать, что цветок завянет,
Что создание зря рождено, все равно.
Никогда никому не пишите писем,
Чтобы горем совсем не стереть свой рот,
Чтобы кровью в земле позабыть зависимость
И сорваться опять за рукою вброд.
Там глаза, как алмазы гремят и бушуют
И в груди пожирают друг друга киты.
Мне художник зрачки понемногу стушует,
Чтобы плакали медленно в сердце мечты.
Это плата ль за те, позабытые строки,
Что сквозь молнии манят со словом «поверь»?
Мне клеймом, словно лезвием, выжгут пороки
И завоет в душе умирающий зверь.
В этой клетке из улиц протиснуться быстро,
Чтобы ждать тот рассвет, где приподнята бровь.
Все, что могут мне дать – оглушающий выстрел.
На курок нажимает, обычно, любовь.
Не приходится плакать о ветре за шторой
И стучаться в глухие твои потолки.
Остается открыться навстречу шторму,
Чтоб внутри захлебнулись смолой мотыльки.
Чтоб последнее слово в бутылку закинуть,
Донести глупой чайкой последний крик.
Мне в финале придется весь мир покинуть
И с цепями на шее вернуться в тупик.
Я пробуду там долго, забыв о вершине.
Мне привычно умалчивать птиц в голове.
Ты когда-нибудь вспомнишь о тихой долине
И найдешь меня мертвой на мятой траве.