"Июнь. Сорок первый", - надпись
карандашная на обороте.
Юная и красивая,
стоишь, смущена немножко,
Руки на этажерке.
Взгляд светел твой, беззаботен,
В нём отголосок эпохи,
в платье ты, в босоножках.
Фотоаппарат, деревянный треножник,
студия с печным отопленьем,
Пейзаж на стене черноморский,
катятся волны игриво,
Пошутит: "Вылетит птичка", -
фотограф сейчас с умиленьем,
Нырнув под чёрную тряпку,
крышку сняв с объектива.
Действо свершилось. Минута -
и вот ты в вечность попала.
По улицам, залитым солнцем,
вдоль низких домов опрятных
Домой ли пойдёшь по Бресту,
к подруге, а может, к парню.
А зелень уютных улиц
всё шепчет про невозвратность.
А может, пойдёшь неспешно
по улице, по которой
В недобром 39-ом
втащилась угрюмой тенью
Новая - красная - эра
в остолбеневший город,
Эти края захапав
под видом освобожденья.
Кто же ты, незнакомка,
местная иль советка,
Как звали с презреньем женщин,
с востока сюда прибывавших?
Здесь столько властей сменилось...
О, как повлияло это,
поверь мне, на нас в дальнейшем -
на судьбы и мысли наши!
"Июнь. Сорок первый", - надпись
карандашная на обороте.
А вдруг двадцать первое нынче,
суббота, угадан день мной?..
На краешке самом-самом
взгляд светел твой, беззаботен,
А за бугром, за Бугом -
последние приготовленья.
В парке гуляют пары,
играют оркестры. Лето.
Нет в магазинах соли,
хлеба, куда ж деваться?
А на вокзале - давка,
раскуплены все билеты,
Вновь эшелон отправлен
по спискам на депортацию.
Пахнет в домах керосином,
бытом. в театре драмы
Вечером представленье.
Маленький дремлет город.
Как крикнуть тебе, что ставят
вот уж всем драмам драму,
Что скоро она начнётся.
неимоверно скоро.
Что меньше суток осталось -
как передать, родная,
Из двадцать первого века -
звонком или телеграммой
Предупредить??? Да только
отсутствует связь такая...
Взгляд светел твой, беззаботен.
На краешке самом-самом,
Не думала, не гадала,
что кто-то тебе напишет
Из будущего однажды.
Первый ли я, не первый?
Милая, неизвестная,
ты выживи только, слышишь?
С надеждою, неизвестный.
Брест. Век двадцать первый.