«Морская Ода» - одна из самых грандиозных и глубоких поэм, которыми может гордиться португальская культура, по мнению португальского философа, эссеиста и преподавателя Эдуарду Лоуренсу (род. В 1923 г.) и даже одна из самых гениальных поэм всемирной литературы всех эпох (мнение Адолфу Казайш Монтейру 1908 – 1972, португальского поэта, критика и новеллиста). Она была опубликована Фернандо Пессоа во втором номере журнала «Орфей» в июле 1915 года и подписана именем его гетеронима – морского инженера Алвару де Кампуша.
За эту поэму Жорж де Сена (1919-1978 - португальский поэт, прозаик, филолог, эссеист, переводчик) впервые назвал Алвару де Кампуша / Фернандо Пессоа «анти-Камоэнсом», во всём противоречащим литературным канонам Луиса Камоэнса.
Действительно, возьмём хотя бы один самый бросающийся в глаза пример из поэмы: сравнение португальских навигаторов XV столетия, первооткрывателей новых земель, с мореплавателями древней Греции, с аргонавтами, плывущими за золотым руном, проходящее через всю знаменитую поэму «Лузиады», у Пессоа практически подменяется сравнением португальских моряков с пиратами.
В исследовании бразильского филолога Эмерсона да Круз Инасиу (в опубликованном выступлении на VIII Международном Конгрессе по социальным наукам в Коимбре 16-18 сентября 2004) аргументированно показано, как видоизменяется Алвару де Кампушем сложившийся в творчестве Камоэнса миф о «лузитанской душе», образ знаменитого португальца-мореплавателя и завоевателя, образцово мужественного во всех аспектах этого понятия. В «Морской Оде» и в «Триумфальной Оде» Кампуша возникает иная человеческая модель с отличными характеристиками личности и поведения, возникающая на фоне кризиса социальных и эстетических ценностей, как португальских, так и общеевропейских. Миф о благородных и мужественных покорителях океанов заменяется у Кампуша гораздо более реалистичными моряками, не избежавшими всевозможных пороков, порождаемых их положением завоевателей:
Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
Парни, видевшие Патагонию!
Парни, ходившие вдоль берегов Австралии!
Вы, чей взгляд вбирал в себя побережья, которые я никогда не увижу!
Вы, ступавшие по тем землям, на какие я никогда не сойду с корабля!
Вы, покупавшие грубые товары колоний, важничая перед аборигенами!
И делавшие всё это так обыденно,
Будто всё это было естественным,
Будто такой и должна быть жизнь,
Будто даже и не выполняя некого назначения!
Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
Парни сегодняшнего моря! Парни морей прошлого!
Капитаны больших кораблей! каторжники галер! участники битвы у Лепанто! Пираты времён Рима! Мореплаватели Греции!
Финикийцы! Карфагеняне! Португальцы, устремлявшиеся из Сагреша
В бесконечное приключение, в Абсолютное Море, совершать Невозможное!
Эй-эй-эй-эй-эй-эй-эй!
Парни, воздвигавшие каменные вехи, дававшие имена мысам!
Парни, первыми начавшие торговлю с африканцами!
Те, кто первыми стали продавать рабов из новооткрытых земель!
Первые европейцы, приводившие в экстаз изумлённых негритянок!
Привозившие золото, бисер, сандаловое дерево, стрелы,
С откосов, взрывавшихся буйной зеленью!
Парни, грабившие тихие африканские племена,
Вы, грохотом орудий обращавшие в бегство эти народы,
Вы, пытавшие, отнимавшие имущество, убивавшие, вы, кто получали
Призы Первооткрывателей, вы, кто, нагнув голову под ударами ветра,
Пробивался к тайнам новых морей! Эй-эй-эй эй-эй!
Вас всех, окровавленных, буйных, ненавидимых, страшных, святых, -
Я вас приветствую, я вас приветствую, я вас приветствую!
У Кампуша эти люди - одновременно и отважные герои, первооткрыватели, ежесекундно рискующие жизнью в суровых испытаниях, и жестокие, кровожадные пираты, грабившие и убивавшие ради наживы и даже просто, чтобы весело провести время.
Бразильский исследователь считает, что новая «человеческая модель» Кампуша / Пессоа демонстрирует нам не первооткрывателя океанов, но первооткрывателя новых чувств, нового способа жизни.
Известно, что девизом Алвару де Кампуша было: «Чувствовать всё - всеми возможными способами». В «Морской Оде» он демонстрирует эту способность, когда, по словам героя поэмы:
С колебанием чувственным, широким, стремительным
Живого маховика моего воображения,
Начинается для меня свистящий, головокружительный, неистовый
Гон, сумрачный и садистический гон пронзительной морской жизни.
Горячечный бред, в котором присутствуют и живут своей напряжённой жизнью все «морские вещи», мысли о пиратах, кровавые миражи, застилающие красной пеленой поле зрения героя поэмы, вызывают в его воображении ужасающие подробности зверств пиратов. И он буквально смакует эти подробности, высказывая при этом желание-жажду быть одновременно и всеми этими пиратами и всеми их жертвами. Первые критические статьи о «Морской Оде», появившиеся после её публикации в «Орфее», сразу выдвинули на первый план в поэме этот литературный приём Кампуша / Пессоа, заговорив о мощном гомосексуальном импульсе поэмы, о садомазохизме, доминирующем в психике её героя. Многие современные критики присоединяются к подобному мнению. Бразильский филолог, о котором уже шла речь выше, также считает, что в споре с Камоэнсом Пессоа рисует образ нового человека, синтезировавшего в себе «вызовы» своего времени, в том числе и эротический вызов. Известно, что в 20-40 годах ХХ века в Португалии уже появились подобные манифестации. Так, португальский писатель, поэт Рауль Леал (18886-1964) в своём очерке «Обожествлённый Содом» (1923) восхваляет гомосексуальные импульсы, что было весьма смелым в обществе, устои которого - викторианская мораль и католическая религия. В этом же году появляются тексты «Песен» Антониу Ботту (1897-1959 португальский поэт-модернист), на которые Фернандо Пессоа, откликнулся статьей, оценивающей гомосексуализм автора как позицию подлинного эстета, что вызвало общественный скандал. Учебник по медицине «Сексуальная жизнь» (Антониу Эгаш Мониж 1874 - 1955 португальский психиатр и нейрохирург, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1949 г.) и роман «Игра Слепой Козы», появившийся в 1934 г. (Жозе Режиу 1901 - 1969 португальский писатель, крупнейший представитель второй волны португальского модернизма) отвечают той же тенденции.
На мой взгляд, всё же нельзя выносить этот «гомосексуальный вызов» во главу угла в «Морской Оде». А вот, спор с «мифом о лузитанской душе», диалог с Луисом Камоэнсом поддерживался Фернандо Пессоа на протяжении всей его жизни. При этом его мнение об авторе «Лузиад» подвергалось некоторым изменениям.
В 1915 г. в письме Вильяму Бентли (издателю журнала «Португалия») Фернандо Пессоа писал: «Теперь, если сеньор захочет пробежать глазами всю португальскую литературу прошлого, то встретится с таким постоянным фактором, как странное отсутствие высокого интеллекта у наших творцов. Возьмём, в качестве примера, Камоэнса. Это большой эпический поэт и достаточно хороший лирик. Но, давайте подвергнем его творения беспристрастному анализу и попытаемся обнаружить в нём высокую степень развития подлинного разума. Безуспешно. Он в высокой степени возбудим эмоционально; у него есть энтузиазм и чувствительность. Но он подчёркнуто лишён всех чисто интеллектуальных качеств, с которыми создаются высокая поэзия и высокая литература. В нём нет глубины; нет глубокой метафизической интуиции (примеры какой мы могли бы встретить дюжинами на одной только странице Шекспира). Нет фантазии, нет воображения, как такового; хотя его чувство поднимается порою так высоко, что уносит за собою его воображение вопреки его неспособности. И даже тогда его основная неспособность изобличается в деталях. Обратите внимание на Адамастора – лучший образ из всего, что он создал. Отметьте необычайную неспособность постигать великие детали, посмотрите, как он впадает в поверхностность и мелочность, даже, руководимый своим вдохновением. Он находится на более твёрдой почве в таких эпизодах, как с Инес де Кастро, потому что здесь более руководствуется чистым чувством, воображение в этом случае не является необходимым….Чудо в том, что, обладая этими неблагоприятными психическими особенностями, он всё же был способен создать относительно хорошую поэму».
В 1923 г. в интервью для «Revista Portuguesa» («Португальского журнала») Пессоа отмечал: «Лузиады» - великая вещь, но никогда не писалась по-настоящему. В плане литературы прошлое Португалии – всё в будущем. Принц, Альбукерк и другие полубоги нашей славы ещё ожидают своего певца...Камоэнс находился слишком близко от них для того, чтобы смочь вообразить их. У подножия Гималаев Гималаи – только подножие Гималаев. Это на расстоянии, или в памяти, или в воображении – Гималаи обладают своей высотой или, возможно, немного выше. Есть только один творческий период в истории нашей литературы: он ещё не наступил».
Пожалуй, наиболее важной является критика Камоэнса, опубликованная Пессоа в 1924 г. (во времена его журнала «Athena») и суммировавшая его идеи о Камоэнсе и о «Лузиадах». Пессоа считает, что «Лузиады» не занимают место среди лучших эпопей мира; только «Илиада», «Божественная Комедия» и «Потерянный Рай» заслужили эту высоту. Он относит «Лузиады» к эпопеям второго порядка, как «Освобождённый Иерусалим» (рыцарская поэма Торквато Тассо), «Неистовый Роланд» (рыцарская поэма итальянского писателя Лудовико Ариосто), «Королева Фей» (аллегорическая рыцарская поэма Эдмунда Спенсера») и, в определённой степени, «Одиссея» и «Энеида», что разделяют два порядка. Пессоа подчёркивает важнейшее значение впечатляющего величия фабулы, которого требует эпоха, которую искали древние и великие современные в легенде или в иносказательной истории, как в эпопеях Данте и Мильтона. «Камоэнсу было достаточно непосредственной истории для Легенды и Дали. Народ, который повествует, сделал из вымысла достоверность, из дали – колонию, из воображения – волю. Перед собственными глазами эпика разворачивалось достигнутое невообразимое и невозможное. Его эпопея не была большим, чем неким трансцендентным репортажем, когда обстоятельства породили эпика. Этот Аполлоний мог рассказывать о своих аргонавтах, этот Гомер слышал из уст своих соратников Улиссов об ужасах Пещеры циклопа и непосредственную весть о волшебстве сирен. Он определённым образом жил тем, о чём рассказывал, будучи, таким образом, единственным эпиком, одновременно бывшим и лириком. Эта его уникальность, бывшая его доблестью, породила, как это бывает со всеми доблестями, различные дефекты.
Достаточно сказать, что Камоэнс не достиг того, чем был. Великий, каким он является, он не перешёл за эскиз себя самого. Сверхлюди нашей звёздной славы – Принц и Альбукерк – более других – были выше того, что он мог охватить. Эпопея, которую Камоэнс написал, заставляет ожидать эпопеи, что он написать не мог. Самое большее в нём то, что он не был достаточно великим для тех полубогов, которых он прославлял» (первая публикация в «Di;rio de Lisboa», 04.02. 1924).
Критиковал Камоэнса и сам Алвару де Кампуш - гетероним Пессоа и автор «Морской Оды». Вот выдержка из «Случайных заметок» (первая публикация в журнале «Sudoeste, n.; 3», Лиссабон, 1935): «Камоэнс плачет о потере души его любезного; но в итоге оказывается, что это плачет Петрарка. Если бы Камоэнс испытывал искренне своё собственное чувство, он бы нашёл новую форму, новые слова – что угодно, но не сонет, не обычный десятисложник».
Пусть время покажет, кто был прав в споре двух писателей, двух самых знаменитых людей своей родины. Мне хочется только привести здесь мудрые слова Жоржа де Сена о том, что автор всегда ниже и более ограничен (некими рамками) по сравнению с его произведением. Однажды созданное произведение продолжает свою, уже самостоятельную жизнь и может обнаружить такие глубокие черты и характеристики, какие, возможно, даже их автором были заложены в него подсознательно.