Странная судьба одного стихотворения

Ладислав Котичка
Вот ведь как бывает – мнишь себя поэтом, который «глаголом жжет сердца людей», думаешь, что овладел навыком передачи сложных смыслов в стихотворной форме... И вдруг понимаешь, что сподобился написать некое дышло, о котором говорится в старой русской пословице. О чем это я? О своем стихотворении «О грустном», которое сегодня мною удалено. Безвозвратно.

Это стихотворение я считаю своей самой крупной творческой неудачей. И, поскольку ошибки нужно признавать, я ее смиренно признаю. Поясню подробнее, если вдруг кому-то это покажется интересным.

Стихотворение писалось гражданином Украины для сограждан. Все намеки, аллегории и метафоры были использованы исключительно на отечественном материале. Но я не учел , что его будут читать граждане всего русскоязычного мира и примерять эти аллегории и намеки по своему поместному разумению. В результате фактически возникла очень нехорошая двусмысленность – то, что русские традиционно не очень политкорректно называют «иезуитством». Но сейчас не до политкорректности. Я не хочу, чтобы данное стихотворение использовалось как аргумент в той интернациональной травле, которой подвергается родина и оплот русской словесности, а также все без разбора граждане великой страны (достаточно почитать многие комментарии к сообщениям новостных лент). И дело даже не в том, кто прав, а кто виноват. Я принципиально не хочу поддерживать ни одну из сторон ужасного конфликта, кровавой полосой прошедшего через судьбы многих и многих людей моей «малой родины».

В недалеком прошлом приемы изощренного иносказания в произведениях Стругацких позволяли каждому видеть в том или ином их романе свое. Иезуитство? Да, наверно. Но то была другая эпоха... Я не считаю себя столь же талантливым, как Аркадий и Борис Стругацкие вместе и по отдельности. И потому творить в таком ключе не хочу.

Я понимаю, что некоторых читателей это объяснение разочаровало, поскольку я на поверку оказался не их единомышленником. Кого-то, возможно, чуть-чуть порадовало. Остальным, большинству, должно быть, попросту безразлично. И это тоже хорошо.

Мне остается только сожалеть, что где-то это крайне неудачное произведение могло наследить в мыслях и душах людей, которые восприняли его неверно, не так, как я предполагал.

И это ВСЕ о нем, «О грустном».