Стихи из завтрашней газеты

Виктор Тихомиров-Тихвинский
Кому нужна электронная версия стихов
из завтрашнего номера газеты - пишите

tihomirvik@mail.ru
------------
прочесть можно на сайте http://gazeta-slovo.ru/
в верхнем, правом углу набрать ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ
и читать чуть ниже.

ЕВГЕНИЙ ЮШИН И ВИКТОР ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ

ПЕЧАТАЕТСЯ В СОКРАЩЕНИИ

Моё заочное знакомство с Евгением Юрьевичем
Юшиным состоялось в 1995 году. Ещё малоизвестный,
питерский литератор Владимир Меньшиков притащил
мне потрёпанную машинописную рукопись стихов мо-
сковских поэтов. С этой рукописи началось моё знаком-
ство с творчеством Евгения Юшина. В ту пору я работал
главным редактором альманаха «Поэтическая орбита»,
в котором и опубликовал произведения одиннадцати
известных московских поэтов под общим названием
«Крылья», куда и вошли стихи Евгения. Много позже
мы публиковались в одном выпуске «Дня поэзии».
Нынешняя публикация в известной российской газете
«Слово» совпадает с двадцатилетним юбилеем нашей
совместной публикации в прошлом веке.
Хочу напомнить читателям, что Е.Ю. Юшин родился
в 1955 году в Московской области. Школу и педа-
гогический институт окончил в Улан-Удэ. Руководил
литературным объединением «Магистраль» при Доме
культуры железнодорожников в Москве. Стихи Е.
Юшина широко публиковались в центральных журна-
лах, альманахах и газетах, транслировались по радио
и телевидению, переведены на болгарский, немецкий,
французский языки. Е. Юшин — лауреат ряда литера-
турных премий, в том числе Всероссийской премии Со-
юза писателей России имени Александра Твардовского
(1998 г.), премии имени Александра Невского «России
верные сыны» (2002 г.), Международной литературной
премии им. Андрея Платонова (2005 г.), Большой лите-
ратурной премии России (2008 г.).
Много лет работал главным редактором журнала
«Молодая гвардия».
Виктор Тихомиров-Тихвинский




ЕВГЕНИЙ ЮШИН

Его мы ждали с новостями
От земляничных бугорков.
С туманом, с полными горстями
Росы в ладонях лопухов.

И он пришёл! Ликуют птахи!
Густы и пенны острова,
И реки
            синие рубахи
С утра вдевают в рукава.

Пасут мальков Ока и Кама.
Хрустят кабаньи камыши.
О дорогой и близкой самой
Малинник шепчется в тиши.

Звезда сорвалась, словно кречет,
И на стожок туман прилёг.
И сердце бьётся и трепещет,
Как подфонарный мотылёк.

И ты горячая, родная,
У костерка, где сон и тишь,
Зарёй колени поливая,
Меня, конечно, соблазнишь.

И долго будет ветер жгучий
Ночною заметать золой
Певучий луг и сад кипучий
Под самоварною луной.




* * *

Двадцать первый век, перезагрузка.
Интернет и брат тебе, и друг.
Ну а мне роднее трясогузка
И туманом выбеленный луг.

Но уходят люди в дым экрана
И живут за призрачным «окном».
Иллюзорный мир всегда обманет,
Потому что Бога нету в нём.

Потому, намаявшись по веку,
Золотишком проторяя путь,
Либо вовсе сгинуть человеку,
Либо в сердце родину вернуть.

А у нас тут – синие озёра,
И на окнах – синие подзоры.
И на вишнях подсыхает пот.
Надо мною облака и ветки,
Подо мною и века, и предки.
И петух – букетом у ворот.




* * *

Оглянешься – полжизни пройдено,
Но светят детства маяки:
Тысячеглазая смородина
И ежевика у реки.

Я не похож на неудачника,
Хоть не нажил златых камней.
Мне гладит щёку мать-и-мачеха
Ладонью нежною своей.

И я люблю вас, подорожники,
И вас, холмы, и синий пруд.
Мне только страшно, что безбожники
И вас, как души, продадут.

И продают! Земля распорота.
Но не купить небесный свет.
Как не греби деньгу и золото,
А у гробов карманов нет.

И за туманами, за деревцем
Густеет солнце над рекой:
То золотой икринкой светится,
То плещет рыбкой золотой.



* * *

Вздрогнет берёзы осенняя люстра
И полетят медяки на траву.
Белые грузди, чёрные грузди
Неторопливо под елями рву.

Белые грузди. Чёрные грузди.
Что ж это грусти – через края?
Где-то высоко небесною Русью
Мамочка, мама проходит моя.

То пожурит меня дождиком синим,
То приголубит певучей волной,
Выйдет лучами над полем озимым,
Светом незримым взойдёт надо мной.

Плавно река устремляется к устью,
И уплывают в дрёму веков
Белые грузди, чёрные грузди
Грустных, осенних, сырых облаков.




ПОЛУСТАНОК

Обочина стремительного мира.
Промчался поезд – и угасла даль.
В извёстке станционного сортира
Навеки замурована печаль.

Коза у покосившейся ограды,
И пыльный свет нестройных тополей.
И здесь живут, и здесь чему-то рады,
И здесь хватает муки и страстей.

Всё на виду: из бани струйка дыма,
Девчушка на качелях. Чья-то песнь.
Промчался поезд – мимо, мимо, мимо.
Никто его и не заметил здесь.


* * *

…Опустело на сердце – до звона.
Уместилось прошлое в горсти.
Над садами красная икона
Догорает –
Некому спасти.


* * *

Они с утра опохмелятся
И станут думать: что продать?
И снова будут пить и драться,
И обниматься, и рыдать.

И мальчик бледный, словно щепка,
Пока глаза его теплы,
Приметит всё: и шаг не крепкий,
И эти серые полы.

Гряда бутылок на комоде,
В тарелках – плесень и гнильё.
И, как ботва на огороде,
В углу навалено бельё.

Табачный дым, экранчик бледный,
И потолок, как правда, гол.
Отец нацедит по последней
И рухнет на копчёный стол.

С утра трясун возьмёт придурка.
И череп сдавит – хоть кричи.
Ни сухаря и ни окурка,
И чёртик возится в печи.



* * *

Продают и землю, и берёзы,
И огни, дрожащие во мгле.
Скоро продадут и наши слёзы.
Реки – это слёзы по земле.

Не куплю я дали за рекою,
Ни лугов ромашковую песнь,
Ни боров брусничные покои –
Потому что это я и есть.


* * *

На самой окраине мая,
Где пух тополиный плывёт,
Певучая скрипка трамвая
В провинции тихой поёт.

Её не затронули рыки
Столичных и местных громов.
Её петушиные крики
Остались во веки веков.

Забытая властью и тленом,
Она не утратила слух.
Америка ей – по колено,
Как возле забора лопух.

Ей снятся дожди на капусте,
Пчела, отыскавшая мёд,
И как бы там ни было грустно,
А снова картошка цветёт.


         * * *

Свеча моя плачет, а я не сронил ни слезинки.
И скорбны иконы, как будто поднялись из глин.
Я с папой прощаюсь, читаю родные морщинки:
Вот эти – за Брест и Варшаву, а та – за Берлин.

Куда ты, куда отлетаешь от милых полесий?
Озёра твои ещё помнят тебя и зовут.
Соснового бора небесные, синие песни
Далёко-далёко последней тропою ведут.

А ты поднимись, оглянись – за разбуженным садом,
Вскипающим, птичьим, – плывут облаков корабли.
Ты нёс на плечах меня майским счастливым парадом.
Теперь вот другие тебя на плечах понесли.

Прости, мой хороший. Ещё ты не раз мне приснишься.
Ещё будет много нежданных и жданных потерь.
Тебя ещё помнят скрипучая дверь, половица
И этот вот стол, где тебя поминаем теперь.

Как поздно любовь, что ты мне подарил, возвращаю.
Из вечных просторов обратного нету пути.
А если что было не так, то тебе я прощаю.
А если что было не так, и меня ты прости.



АВГУСТ

Гудят молодые меды и надломлены соты,
И солнце густеет на блюде в кружении ос.
Лесными просёлками, лугом померкшим, болотом
Качается грузного августа пламенный воз.

Выносят сады в подолах разноцветие яблок.
Темнеет по лужам берёзовых листьев настой.
Озябши под вечер, к стожку прибивается зяблик,
И гнёздами пряные грузди лежат под листвой.

Уже кабаны нажрались желудей и крапивы,
Над лугом далёким в одышке застыла гроза.
О чём-то прощальном лепечут поречные ивы,
И щурят избушки свои голубые глаза.

Маслята молочные с верхом корзину укрыли.
По тёплой хвоинке ползёт золотой муравей.
Стрекозы роняют почти что стеклянные крылья,
И пенится горькое солнце в изгибах ветвей.

Возьму это солнышко, эту бруснику щекастую,
На губы её положу – и закрою глаза:
То жизнь моя, жизнь – удивлённая, терпкая, красная,
То песня родная – скользнувшая небом слеза.

Душой обниму эту вольную, светлую, сизую,
Дощатую родину, чтобы и сыну расти.
И весь этот август, всю песню пущу по карнизу,
Чтоб в белую зиму ему зеленеть и цвести.

Ещё не сентябрь, но прощайте пролётные гуси!
Я вас провожу – улетайте – храни вас Господь!
Всё катится воз. И всё катится небо над Русью.
Сжимается сердце, сжимаются пальцы в щепоть.




* * *

Живу один в деревне.
Смотрю на облака.
И ехать в город древний
Не хочется пока.

Сквозная паутина
Летит через сады.
Колодец и рябина.
Несу ведро воды.

Ловлю себе рыбёшку,
Копаю огород.
И бродит кошка Прошка,
А может, это кот.

Ах, Прошечка, не балуй,
Ходи – и хвост трубой!
Взгрустнём ещё, пожалуй,
По рюмочке с тобой.



ВИКТОР ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ




От автора
Родился 31 декабря 1957 года прямо в деревенском доме, расположенном  на берегу реки Сясь в деревне  Свирь Тихвинского района Ленинградской области, когда мама приехала в гости к родителям.  В связи с новогодними праздниками в свидетельство о рождении была поставлена другая дата - 4 января 1958 года. Местом рождения указали  посёлок Красава Тихвинского района, где на тот момент жили и были прописаны мои отец и мать.  Сразу же после рождения был увезён в Белоруссию в посёлок Радичево, затем в посёлок Лошанское Слуцкого  район Минской области,  где и пошёл в первый класс. Из Белоруссии мы вернулись  в 1966 году, а в  1973 году я закончил 8 классов Красавской восьмилетки.
Поступил в ПТУ -7 города Тихвина. (базовое училище «Кировского завода»).
В 1976 году окончил и получил диплом столяра-деревомодельщика.
 С 1990 года  работал заместителем главного редактора журнала «Провинциал», затем членом редколлегии издания «Русский мир», готовил критические публикации  для  газет «Русский альманах», "Русь"

   

   

Бог тишины
Невозможно понять, где мирские углы, а где рай.
Сам не знаю, но знаю лишь версию и не одну:
Для влюблённых – шалаш, для поэта обычный сарай,
Или будка собачья, с возможностью выть на луну.

Уезжаю в Стихи, когда в комнатах вечный ремонт,
Когда в дверь коммуналки долбит, словно в бубен, сосед.
Он, конечно, дурак и берёт меня снова на понт,
Говоря впопыхах, что портвейна принёс на обед.

За стеною стучат, будто душу пытают мою.
Эти стуки, как гвозди торчат целый день из стены.
Я живу в коммуналке, но кажется мне, что в раю.
Бог со мною живёт, говорит, что он Бог тишины.


Смятение чувств


Не стихи - маета. Муза спит во дворе:
Тесно женщине пьяной в моей конуре.
На столе  кавардак, он - прекрасен.
(У поэта всегда на столе кавардак)
Кто-то скажет: "Дурак". Ну, а я не дурак.
Я рассержен и очень опасен.
В подкидного со мною играет сентябрь,
(Мне не надо побед, вдохновенья хотя б...
Пусть оно нынче ночью приснится).
Я влюбиться хочу - я такой же как все
И следы мои с неба видны на росе,
И поэзь моя к свету стремится.
Отцветает любовь. (Расцветает душа)
Наплевать, что в карманах теперь ни гроша-
Но попробуй без злата и денег
Всем долги отдавать - и своим, и чужим,
Уезжая из общего в строгий режим
Чередою смертей и рождений.
Пахнет рыком овчарок мой утренний сон-
Он от лая людей лаем псов обнесён:
Разве в жизни такое бывает?
Не хочу под откос! Вздрогну, дёрну стоп-кран!
Смерть потащит во гроб, жизнь метнёт на диван,
Но  похоже, что жизнь побеждает...
Белый голубь как флаг на тюремном окне.
За решёткою зэк улыбается мне-
Произносит какие-то фразы...
Никого не боюсь, ничего не боясь,
Я душою чистейшею тыкаюсь в грязь-
Все мы, смертные, вышли из грязи.



* * *
Я чувствую, что разум мой – того,
Как самолёт, летит в душевный штопор...
И женщины вокруг весёлым скопом...
Глаза открою – рядом никого.
Но всё же где-то на краю земли,
Припав лицом к земному изголовью,
Меня согреет женщина любовью
Той самой, что сжигает корабли.
Зачем сегодня мне такая честь?
Я благодарен людям за улыбки,
Я проклинаю все свои ошибки
И в мир стучусь: живой там кто-то есть?
Я чувствую душевный неуют,
Как будто мозг слегка куда-то сдвинут.
Врачи меня в свои владенья примут
И томные рулады пропоют.
Я всех люблю. Накрою стол для всех
И выпаду в осадок из сознанья.
Наш грешный мир – он просит подаянья,
Сквозь слёзы те, что заглушает смех.


От Тихвина к Парижу
Монастырь, очнувшийся от сна,
Смотрит удивлённо...
Где-то рядом
Пруд и парк Захаровский...
Весна
Греет купола смущённым взглядом.
Город мой! С иконой на руках
В будущее лучшее шагает,
Но, воспетый сотни раз в стихах,
Он своих певцов в лицо не знает.
Я как прежде в Тихвине живу
И над храмом золочёным вижу,
Как плывут неспешно, наяву,
Облака от Тихвина к Парижу.
Нет мне дел до этих облаков
Вот сейчас, в своей земной орбите,
Словно своре пьяных мужиков
Тихвинских – до Тихвинского Вити.
Может быть, для них не так пою?
Потому крыла свои расправлю...
Я ведь Тихвин – родину свою
Даже смертью собственной  прославлю.

Два солнца
Кощунственный огонь пожрал и плоть и твердь.
Бросается зверьём в глаза мои громада
Двух солнц. Одно – моё, другое – Ленинграда
И тех людей, что кинулись во смерть,
Спасая город, ставший частью ада...
Но белым людям чёрных  снов не надо,
Они мечтают жизнь влачить без снов,
Без  праздников, без радости, но с хлебом.
И древний дед, нужду справляя в небо,
Сегодня жизнь на хлеб сменять готов,
Но в Ленинграде нет в достатке хлеба,
Зато полно над головами неба:
Хоть пей его, хоть кулаком круши...
Зачем вершить победные парады
Под солнцем тем, что родом из блокады,
Когда восходит солнце из души?

Россия
Ни к чему дразнить судьбу
Мужику печатным словом…
В этом мире бестолковом,
Словно в цинковом гробу,
Без забот и без регалий
Прозябаю, загниваю,
Не пишу и не читаю…
И вернусь к друзьям едва ли…
Раскрывает полночь пасть
И ложится на газоне.
Резво в небе скачут кони…
Им бы с неба не упасть…
Гей, ты, гей, ты, мама-Русь!
Нынче я в твоём подоле,
Будто бы в Кровавом поле,
Среди мёртвых затаюсь.
Не дожить мне до весны:
Понесут вперёд ногами
На погост, поближе к маме, 
В её розовые сны…

Соседка с новостями
Земля зимой измучена дождями.
Всё кажется, что нет дождям конца.
Стучится в дом соседка с новостями,
Вся в бигудях, и нет на ней лица.

Она кричит, что, как героев, стали
Воров в законе хоронить в Москве,
Что час наступит, что вернётся Сталин –
России бедной встанет  во главе. 

Он, непременно, наведёт порядок:
Кому – тюрьма, кому – лесоповал...
Воспрянет Русь, пришедшая в упадок!
...Как просто всё.
А я, дурак, не знал...

Гроза
И кто же вас короновал,
Скелеты пыльные из гроба?
           Игорь Хомечко
Жить сейчас совсем не просто.
Проще лечь да помирать.
От деревни до погоста –
Так скажу – рукой подать.
Здесь, в домах, живут живые,
Рядом мёртвые живут...
Словно раны ножевые
В небе молнии снуют!
Не гроза – людская злоба
Кем-то выпущена в свет...
Убежать готов из гроба
Перепуганный скелет.
От жилища, до жилища.
От живых до мертвецов
Ходит Смерть...
Как будто ищет
Заблудившихся жильцов.

* * *
Былой любви немые крохи
Не собирай в вечерний час:
Прошла любовь. Одни лишь вздохи –
Как утешение для нас.

Таким прекрасным всё же было
Ко мне внимание твоё.
Но ведь любовь, она, как мыло –
Туда, сюда, и нет её.

За пеленой печальной ночи
Ищу спасенье  от стихов.
Ты мне, в который раз, пророчишь
Охапку слёз набором слов.

И, может быть, – в порыве страсти
Однажды к женщине другой –
Я вдруг пойму: какое счастье
Нам всё же выпало с тобой!

Фото
В старой хате, в платье модном
Тех времён – моя бабуля.
Рядом дед в плаще походном,
Будто ангел в карауле.

А в окно – семидесятый
Год назойливо стучится...
...До сих пор из этой хаты
Не могу я отлучиться...

Страна
Не помню грубостей и зла,
Не помню слов, что ты сказала,
Но помню, как меня нашла,
Как на руках своих качала...
Устав от праздников, вдвоём
Мы оставались в Мёртвом мире,
О чём-то думая своём,
Как будто бы в пустой квартире.
Проснусь, и встанет тишина
На долгий пост свой – к изголовью.
Меня, замёрзшего, страна
Согреет медленной любовью

Трава
Пробив асфальт, приметная едва,
Зелёная, свободная, живая,
Степенно к солнцу тянется трава,
В мои подошвы медленно врастая.

Из головы торчат стволы берёз,
И, как во сне, с трудом я понимаю,
Что наяву берёзами оброс,
Травой и мхом...
И – ничего не знаю!

В пучине света, на исходе дня,
Забыв своё земное постоянство,
Трава насквозь проходит сквозь меня,
Наметив путь в небесное пространство.

Она звезды касается уже
И с высоты земных людей жалеет.
Не потому ли грустно так душе,
Что лишь во сне она летать умеет.

* * *
Притихло сердце. Больше не болит.
И кажется, что мир вокруг незрячий...
Какой-то бомж стихами говорит,
Сойдя с ума от сущности собачьей.

Приемлю мрак, приемлю тишину,
И прежде чем навеки распрощаться,
Я всем долги забытые верну –
Негоже на земле в долгу остаться.

Уронит сад последнюю листву.
Зима откроет первые страницы.
Как хорошо, что я ещё живу,
Что из души не улетели птицы.

* * *
Не помнятся лица друзей и соседей,
но помнится утро, и помнится чудо –
тот маленький мальчик на велосипеде,
как маленький Бог, неизвестно откуда,
сюда прикативший...
в рассветах, в туманах
пытаюсь найти свои прошлые чувства,
пропавшие в памяти, в сердце, в обманах...
...я знаю, любить – это тоже искусство,
и жизнь потому для себя выбираю
без шума и гама, без криков и страсти,
ведь жить можно где-то и в домике с краю
с бесцветной надеждой на радость и счастье.

Церковь
Люди пришлые молятся Богу.
Тают свечи в тени образов.
Я во сне собираюсь в дорогу,
А проснусь – уходить не готов.
Утром тени ползут от деревьев,
Замирая у самых дверей.
Храм на треть развалился в деревне,
Но открыт целый день для людей.
Находя утешенье в молитве,
Церковь громко о чём-то молчит.
И со стен её, как после битвы,
То и дело летят кирпичи.

* * *               
Теперь уже не помню лица
У гроба замерших людей...
Загробный мир – не заграница –
Пугает мрачностью своей.
А в этой жизни тоже битвы –
За хлеб насущный, за себя.
Я целый день учу молитвы,
В страданьях Бога возлюбя.
И все равно, забыв два слога,
Слова случайные шепчу,
Как будто бы обидеть Бога
Своим молчаньем не хочу.

За минуту до смерти
Мёртвый парень откроет глаза.
На ресницах застыла слеза,
И всё кажется – скатится скоро.
Человек превращается в тлен,
Попадая на кладбище в плен.
В пору новых своих перемен
Псов голодных набросится свора
На несчастную душу его.
Я счастливые помню всего
Пару дней непонятных, поверьте.
Я не знаю, что будет потом,
И к земле припадаю лицом,
Будто вновь перед Божьим крыльцом,
За минуту до собственной смерти.
Из далёких родительских мест
Привезут мне берёзовый крест,
Весь пропахший родными полями...
Запоют мужики на селе
О любви, что пропала во мгле,
О забытой отцовской земле,
Что глядит на меня со слезами.

*  * *
Упал  последний гром. Затихло всё вокруг
Вернулся ли покой к хозяюшке в дому?..
Идёт солдат домой. Он враг мне или друг?
Живой он или нет? Не знаю, не пойму.

Идёт солдат домой. Он пьяный от наград.
Ему ли песни петь, да слов хороших ждать?
А мир, слепой  медведь, его приходу рад,
Не в силах за кордон из этих мест сбежать.   

Идёт солдат домой. Идёт солдат с войны.
Всё кажется, что он в печали вековой
Просёлочных дорог… А над Россией сны
Туманные плывут. Плывут к себе домой.

Наказание
Трудна к Всевышнему дорога
На склоне дьявольского дня...
Я с малых лет не верил в Бога,
Но верил Бог всегда в меня.
Когда дожил я до расплаты
За все вчерашние грехи,
Мой Бог промолвил: «Виноват ты,
Наказан будь – пиши стихи».