пришел, сел в ноги... весь сырой, и крики чаек за ним тащились словно старый шарф.
седой и тихий. и поведал кучу баек и таял...таял...таял на глазах.
мой капитан проигранных сражений. мой капитан избывшихся надежд.
и я ловила суть его движений и соль стояла в швах его одежд.
а он твердил, твердил о дальних странах. о брошенных, забытых маяках,
о женщинах в накидках пакистана, мозолях от штурвала, синяках...
потом мы пили ром из битых кружек и хохотали грубо и в оскал,
дружков припоминая и подружек...припоминая наш девятый вал...
о, сколько много серебра и злата тащили в трюмы - не хватало рук.
о, сколь никчемны, ветрены растраты...сколь утекло добра в открытый люк.
о, как щедры мы были на даренья. как были искренны, клеймленные вруном...
и табака заморского курили и не жалели было ни о чем.
и я забыла, что ложилась поздно и что в душе болело перед сном.
и тут мой капитан взглянул серьезно. лба моего своим коснулся лбом.
и, глядя в душу синими глазами...так, словно начинаются они
на океанском дне - морские дали...так, словно на всем свете мы одни
...все просто молча тихо понимаем...и был он снова молод и силен...
потом он встал. сказал - светает...и я сидела смирная при нем.
дублон испанский на лету поймала. и он ушел опять не через дверь.
и больше никогда я не считала своих достоинств и своих потерь.