Няне моей бабе Фросе
Посвящается этот стих.
Родилась она при царе, при «Горохе»
Знала много историй смешных.
История первая.
Детство Фроси и сестрёнки её Лиды пролетело банально быстро и не заметно . Главой семьи был статный папа - инженер. Девочек воспитывали в достатке, но строгости. В семь лет их определили в церковно-приходскую школу. Может интернат. Обучали в основном церковному песнопению. На службах тоже пели. Псалмы. Словом, скукота, единообразие и строжайшая дисциплина. Выдержи такое. За непослушание и мелкие проделки наказывали одинаково. Ну не палками конечно. Отправляли в церковную хлебопекарню помогать некоей Анне выпекать хлеб. Малышам доставляло огромное удовольствие позлить учителя пения, вместе с его воколизом. Сфальшивить, взять не ту ноту и... выставить его на потеху. Разъярённай дядька в рясе, применяя технику устрашения, кричал называя очередную фамилию, а может не фамилию, а «послушница такая то, растакая то»
- «Журкина! Сейчас пойдёшь у меня, с Анной хлеб печь». При повторе в три-пять-десять раз на слух получалось приблизительно так:
- «Журкина! Сейчас пойдёшь у меня, САННЫЙ ХЛЕБ печь». Дети откровенно ухохатывались. Взахлёб, до слёз и до упаду. Учитель злился и краснел еще больше. Крестился, просил Господа простить его за свой святотатный язык, это добавляло бесовской радости послушницам.
А как угорала Я. В атеистические шестидесятые. И для ребячего шантажа появилась новая тема. Такая приблизительно сцена разыгрывалась каждый вечер перед сном.
Няня, руки в бОки: - Так! Пора спать!
Я тоже руки в бОки: - Так, дорогая Ефросинья Ивановна! Если расскажете мне про санный хлеб, пойду спать. Если не расскажете — не буду спать. Так-то.
И ей приходилось делать это. Серьёзное и строгое выражение лица моей добрейшей и любимой няни, не такой уж и старой женщины, испещрённое морщинами, при этом становилось хотя бы нейтральным. А смех или улыбку на её лице мне припомнить не удаётся, как ни стараюсь. Видно переломные моменты в истории России: революции, свержения царей, войны гражданские и мировые отпечатываются в дУшах простых людей неизгладимой печалью.