Аполлонова лира, Давидова арфа, Бояновы гусли
приглушенно звучат и наводят поэта на грустные мысли.
Ну, сыграли, ну, спели, и даже немного на бис поплясали,
пересохло в гортани, струны пальцы намяли и ноги устали.
Зал пустеет, расходятся праздные зрители, свечи погасли,
в растопыренных ручках служительниц вяло гирлянды повисли.
Пьян Боян, раздражен Аполлон – на чело его капало с люстры,
а Давид любопытный тихонько перстами касается гуслей.