В предчувствии войны сны тяжелеют словно гроздья винограда.
Стебель хрустит под тяжестью налитого кровью зрачка и растягивается нерв в перекрученную веревку страха,
позже размывается кружевным пятном и разрывается узел на глазном яблоке, лопнув чернильной кляксой.
Мир слеп. Увидеть ничего невозможно. Разум затоплен
испуганным безумием и ложным знанием слепого, он кладет руку на плечо
и мы следуем за ним, чтоб позже убить его. Чтоб позже убили нас самих.
Потому что мы сами такие, как он.
В предчувствии войны живут птицы. Их белые крылья не способны скрыть кровь.
В предчувствии войны стоят камни, тонут корабли, светит Солнце, волнуется море.
В предчувствии войны живет человек, потерявший родину, в одиночестве теряет себя.
В предчувствии войны замерли города, села, остановки, улицы, парки, острова.
Съеживаясь от неуютного страха как будто ждущие смертельных ударов с неба.
Предчувствие войны впитала в себя бумага, чтобы испугать историю и время.
В предчувствии войны лежат на столе карты, чтобы их перечеркнули карандаши.
В предчувствии войны в больнице родится ребенок, чтобы убить другого ребенка.
В пространстве войны живут люди, привыкая к почерку смерти, перенимая
опыт убийств.
И палачу и жертве способна сочувствовать поэзия, протягивая руку и к мертвому, и к живому.
И к убитому, и к убиваемому.
Это ее безжалостное сострадание и безграничное прощение.
Против которого история не способна возразить.
19/02/15