Задумал было я роман

Роман Илларионов
Куда фантазия ведёт? –
К Ромео и Джульетте.
Любовь и страсть….. и что же? Вот
Теперь они в предмете.
Аж вижу, как Вильям Шекспир
Во гробе извертелся.
Пол тыщи лет писаков мир
Об них всё тёрся, грелся.
А, вот ещё взошёл один,
«Ромео и Джульетту»
Писать решил на свой аршин
И вздумал выдать свету.

Смеюсь, конечно. Я про то,
Что Вильяма герои,
Кто был там кем и кто есть кто…
Того важнее втрое
Любовь, с которой сам Творец
Себя отождествляет.
И где тот склеп двоих сердец…
О, много Отче знает.
Когда неясен был чертёж
Вселенной, Зданья Мира,
Передохнул Господь: « ну что-ж,
Придумаем Шекспира,
Бессмертен будет, как его
Два робкие созданья,
Как их зовут? Не до того…
Он даст свои названья.
Я дал им жизнь уже сейчас,
Со дня творенья Мира.
Они живут, и в добрый час
Взойдут во снах Шекспира.
Я дал свои им имена.
И я, Отец вселенной,
Вложу свой замысел сполна
В Шекспира дух нетленный.»

И всё живут они средь нас,
Ромео и Джульетты,
Вот уже сами мы как раз
В одежды их одеты.
Все имена, все образцы -
Мы носим их одежды:
Высокой мудрости жрецы
И простаки невежды.
Когда ж Ромео-то умрёт
С Джульеттой в одночасье? -
Не раньше, как весь Мир согнёт
Вселенское ненастье.
Когда велением Творца
Что дано будет взято,
Царица муз, с её ларца
Всех песен наших злато.
Тому не скоро. Может быть…
Ой, сам уснул, аж дремлю.
Стряхнусь, к окну – ах, как ни жить!
Спущусь с небес на землю.

Я думал, было, тут начать
Роман – стихотворенье.
Но вижу уж на нём печать
И с оттиском  «ЗАБВЕНЬЕ».
Марк Твен шутил про груды книг,
Как толщина творенья
Надёжно охраняет их
От всякого прочтенья.
Под ту охрану, может я
Начну писать романы.
Туда ж и критикам нельзя!
Вот прелесть той охраны!
Никем не руган, бел-пушист,
Себя когда прочту я
Да и всплакну, слезой игрист:
«Ах, как себя люблю я!».
Но то меж нами, дорогой
Читатель мой любезный,
Что свой досуг, его покой
Сменял на строчек бездну.
И для тебя припас, мой друг,
Приятностей пушинку:
Со сцены ухожу я вдруг.
И с бреднями. В обнимку))).