Сто, девяносто девять - прелестно - я смело начну отсчёт,
даже богу, увы, неизвестно, сколько мне осталось ещё.
Детский садик такой родимый и чудные годы, что в школе,
первый стих не особо любимый - он конечно же, на заборе.
Девяносто один, девяносто. Я пытаюсь уже не плакать.
Быть подростком не так уж просто. Научиться бы мягко падать.
Дозвониться пытаюсь маме - пусть возьмёт для меня конфеты,
и живу по написанной кем-то программе - люблю кофе и сигареты.
Вот уж семьдесят, шестьдесят девять. По-тихому годы сгорают и тлеют.
Ну а детскую глупость никак не развеять, всё никак я не повзрослею.
Будит мама к десяти на учебу. Я встаю - и так горько сразу.
Я пытаюсь, скрывая злобу, не послать никого ни разу.
Пятьдесят, сорок девять, боже. Оставь этот счет в покое.
Я в будущем стану умнее, может. А может – глупее. Вдвое.
Вспоминаю, как ссорюсь с семьею. Они все мне прощают вечно.
Надо думать уже головою, чтоб ссора не стала «конечной»…
Двадцать девять на ум приходит. Вспоминаю все слезы и беды.
Не звучат в моём сердце мелодии, но назвать их могу победами.
Двадцать пять или двадцать четыре. Я не сбилась, просто это неважно.
У меня отрастают крылья. Значит, падать – не так уж страшно.
Двенадцать, одиннадцать, десять. И счет, будто жизнь, на исходе.
Отучиться б ругаться при детях, оскорблять всех тупых и уродин.
Девять, восемь, семь, шесть и пятерка. Становлюсь на себя похожей.
Научиться бы видеть зорко, все, что скрыто от глаз прохожих.
Вспоминаю Никиту - такой хороший. Оживляю в памяти образ.
Для меня он теперь прохожий - не позволит мне больше возраст.
Мальчик Ваня, что продал душу, чтоб во мне зазвучать своим именем,
быть с тобой я, признаюсь, трушу, и за это, пожалуй, прости меня.
Тройка, двойка, один, а дальше – зазвучу в своём жизненном гимне.
Перед сном повторяю всё чаще: «Господи, помоги мне…»