Слушая Антона Батагова

Янис Мариартис
Каждая нота высеченная из белого рояля
словно сердце выдавленное из тела.
Здесь место имеет быть распахнутая бездна:
не звука, но незримого наваждения,
которое находит на меня тихим безумием.
Я обхватываю голову руками, сознание раздваивается
как будто яблоко рассеченное горячим ножом.
И в эту бездну падают мысли.
Слияние безупречно и опасно.
Когда лепестки цветка не долетают до самого дна,
они цепляются за впадины и находят свое место.
Но ничего лишнего не остается. Все отсечено и выброшено смело.
Человек высокой культуры играет Письма Сергея Рахманинова.
Гений останавливает время и история пятится назад, оставляя людей в покое.
В этом зале умирает движение.
Перестают быть люди людьми, жизнь прекращает быть жизнью,
музыка не будет больше музыкой, смерть отказывается быть смертью.
Слышишь то, что меняет представление о прежнем. Внутри происходит
перемена места. С того, что знал снимается покрывало запретного и душа
предстает в своем естественном обличье: голая, перед вечностью.
Страх стать другим или сойти с ума сопутствует движению в сторону.
Теперь можно ступить в темноту и видеть с закрытыми глазами. Все тело
теперь одно сплошное зрение и слух.
Когда становишься свидетелем того, что способно было остановить ход вещей,
понимаешь, что быть бессмертным
это твой дар.
Об этом рассказывала музыка.
Совершенная речь, способная обойтись без слов.
Я украл из нее свое отчаяние.
Я ушел.
Я по-прежнему не хочу быть здесь.
И не буду.

Город молчаливо взирает на наше безмерное одиночество,
равнодушно и безучастно бросает в ночь.
Учитесь быть такой, как она, - шепчет камень,
а смерть или жизнь
не имеют никакой разницы,
неужели вы до сих пор этого не понимаете...

Или это говорило мое молчание?

22 февраля, ночь