Хайкумания—до и после вируса.
12 октября еще 1913 года Валерий Брюсов отдал дань японизму и начертал
“Японские танки и хай-кай.”
Среди семи стихов 5 рифмованных танка, которые содержат (согласно закону жанра) хокку-[рифмокку]
В синеве пруда
Белый аист отражен,
Миг— и нет следа
И только два самостоятельных хокку:
О, дремотный пруд!
Прыгают лягушки вглубь,
Слышен всплеск воды
Кто назвал Любовь?
Имя ей он мог бы дать
И другое: Смерть.
Впрочем, последнее троестрочие, согласно современной классификации, это сенрю, или сэнрю. То есть, о человеческом уделе. Без лун, без рек и без лепестков вишни. Конечно, Брюсов ощутил модные веяния, приносившиеся с Запада, но и с Востока (вернее, Владивостока) до Москвы дошла переводная “История японской литературы” Б. Астона. Ещё в 1904 году В.Мендрин выполнил для неё переводы Мацуо Басё. Столетие русских хайку покатилось от Японского до Балтийского моря и зазвенело, встретив “серебряный век".
Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца...
Зачем Колумб Америку открыл?
Н. Гумилёв сам озаглавил эту миниатюру “Хокку”, хотя это скорее танка, написанная на рубеже веков, между двумя революциями.
27 февраля 1931 года на ст. Кучино (теперь в черте Москвы) Андрей Белый пустился в рассуждения:
“Стихотворение “Мотылёк”-танка (говоря метрически), т.е., оно пятистрочие, в котором первая половина даёт образ, а последние две строки раскрывают мысль, влагаемую в образ.
Расстановка таночная такова:
Над травой мотылёк-
Самолётный цветок...
Так и я: в ветер-смерть-
Над собой, стебельком,
Пролечу мотыльком”
Эта “рифманка” содержит “рифмайку”, и довольно удачную, мне кажется.
5-7-5-7-7 структура не соблюдена, но ритм и изящество стиха с лихвой восполняют этот “недочёт.”
Предметом нашего внимания являются как раз период до появления первого русскобуквенного хайку и период после этой вехи, когда хайку и многословные стихи сосуществовали и развива лись параллельно, в эвклидовом пространстве непересекаемоости, лишь изредка подходя столь близко к друг другу, что эффект слияния-влияния становится неоспоримым, донося до нашего настоящего малиновый звон поэм, лестниц строф, куплетов и хайку.
Что же мы видим в XIX веке, когда литературы Российского царства и Японской империи развивались без какого бы то ни было обмена между собой?
Можно ли выделить из гипертекста позапрошлого века некие японески, некие кванты хайку или сэнрю?
Сам метод выделения коротких трёхчастных (или, скорее, двухчастных) структур произволен и прост.
Глаз, натренированный на сотнях переводных хокку, на их имитациях и на их интерпретациях талантливыми поэтами, эпигонами и графоманами, находится в некоем школярско-редакторском модусе и моргает-подмигивает, завидя блёстку или даже подделку жанра. Возбраняется ли поэту читать других поэтов? И да, и нет.
Невольный плагиат, прямые заимствования и перепевы не украшают творческую биографию. В то же время интертекстуальность приветствуется, развивается и просто необходима, чтобы избежать потери литературы как исторического коллективного процесса.
Даже Библия написана по принципу повторов (как и симфонии в западной классической музыке).
Но зачем же вырывать псевдоквази- и всамделишные хайку из текстов? Пусть себе сидят в свой контекстуальности.
Может быть, эти “вырывы” оправданы тем, что позволяют прочесть либо Жуковского, либо Лескова, либо Евтушенко по-новому, квантами, деконструируя и тем самым пристальней вглядываясь в их мастерствою
Как бы наставлять на признанные панно “глаз стрекозы” и рассматривать их по фасеткам…
Конечно, произведение зачастую больше суммы его слагаемых, но и слагаемые иногда тянут на высокий удельный вес, на философское откровение или на окутанную флёром времени и места
талантливую зарисовку.
Остановись, мгновенье!
Остановись, молитва!
Обращаясь к Пушкину, мы видим, что его строки не так уж изобилуют готовыми хайку, хотя “порода”, “руда” весьма хайкоидная:
Блеща среди полей широких
Вот он льётся!
Здравствуй, Дон!
[стих-е “Дон”]
Уж очень и Пушкин, и поэты его поры употребляли сравнения с “как”.
Сами японцы редко прибегали к этому приёму, а многие общества поэтов хайку на английском языке чуть ли не законодательно запрещают союзы “как”, “вроде”, “подобно”.
Вырывы из М.Ю. Лермонтова перекликаются с хайку чаще:
Мне лучше, веселей
Среди нагорного тумана
Везде прекрасен божий свет
[поэма “Хаджи Абрек”]
Ежели обратиться к плавной прозе Ф.М Достоевского, то можно вычитать некие хайкоиды-сэнрюиды:
...стали ловить
да водой отнесло,
река быстрая...
[повесть “Подросток”, часть третья, глава III, раздел IV]
Хотя это “объясняющее хайку”, а не хайку озарения, оно “тянет” на хорошую зарисовку - сасэй.
Весь XIX век и с его классиками, и с его малоизвестными писателями, был необычайно насыщен фантомами хайку.
Вот у Константина Случевского
Я там, весь там,
За серою мглою!
Здесь нет меня.
У графа Голенищева-Кутузова
Летний полдень,
Путь песчаный,
Пустыри и мгла...
А у крепостного поэта-самоучки Спиридона Дрожжина
Всё зазеленело...
Солнышко блестит,
Жаворонка песня.
Таких хайку-скетчей, хайку-зарисовок можно набирать целые туеса и у Владимира Соловьёва, и у Иннокентия Анненского (“И вянут космы хризантем в удушливом дыму”, сонет “Перед панихидой”)
И К.Льдов, и К. Фофанов и даже Мирра Лохвицкая оставили нам много вкраплений-картинок-хайку в своих размеренных стихах.
Если мы попытаемся схватить весь спектр от графомании до поэтов-барельефов в учебниках литературы то ясно увидим, что внимание к природе лубочное, вторичное у неизвестных имён и тонкое, наблюдательное у таких как И.Бунин, Ф.Сологуб и М. Кузмин:
Сквозь чайный пар
Я вижу гору Фузий,
На жёлтом небе
( Стих-е “Фузий в блюдечке.”)
Есть и спектр поэтов программных.
В Петербурге жило в это время много поэтов: и малоизвестный Зоргенфрей, выписавший рифмайку [рифмокку] в стихотворении “Над Невой”
Сумрак тает.
Рассветает.
Пар встаёт от жёлтых льдин,
И хрестоматийный Д. Бедный (весьма беден на хайку-пропагандизм несовместим с японесками) и футурист Велимир Хлебников, чеканивший почти что нанизанные строфы ренку:
собор грачей осенний,
осенняя дума грачей.
(стих-е “Осенняя”)
и, конечно, возвышающийся Александр Блок, чьи эритроциты хайку щедро несутся в его кровотоке:
Река раскинулась.
Течёт, грустит лениво
И моет берега.
[стих-е “На поле Куликовом”]
А символист Владимир Пяст?
Подошёл и прилёг.
Барабанит кузнечик
неистово
[стих-е “За речью”]
А Ходасевич?
дрожит эфир,
таится нояь
в пролёты арок.
[стих-е “Горит звезда”]
и, конечно, Осип Мандельштам, у которого много, очень много троестрочий с желательно взрывной третьей строкой, строкой-откровением:
...три свечи
не три свечи горели,
а три встречи
[стих-е “На розвальнях”]
Онегина старинная тоска;
На площади сената-
Вал сугроба
Последняя цитата прекрасно иллюстрирует интертекстуальность поэтов (в японских хайку это архиважно).
И, наконец, Игорь Северянин.
Ананасы в шампанском!
Ананасы в шампанском!
Из Москвы-в Нагасаки!
[стих-е “Увертюра “]
Но и в Москве юморист Дон Аминадо в стихотворении “Детство”разбивает хайкусад
...скрип салазок
Хруст и шорох над рекой
Вечер синий...
У меня есть пристрастие к ритмичным хайку и, как заметил уже читатель, я возлюбил хайку с рифмами не только на русском, но и на английском тоже.
Японцы тоже балуются рифмами в их знаменитом на весь мир жанре(особенно, в сенрю).
Показательно, что и Гоголь, и Блок переписывали именно хайкоидные строфы поэто XIX века Я.П.Полонского
Снится мне:
Я свеж и молод
Я влюблен,
Это сэнрю с “киго” в виде двоеточия переходит в хайку!
Мечты кипят...
От зари роскошный холод
Проникает в сад-
[стих-е “Качка в бурю”]
Поистине, мы можем учиться писать хайку у авторов, которые вовсе не задавались целью подъяпониваться в смысле жанра.
Конечно, члены содружеств, нацеленных на хайку, могут видеть в этих троестрочиях для себя вид забавы и упражнения в языке, т.е., своего рода “пастиш.”
Но многие могут ощутить себя и в общем токе-потоке поэзии с её подражаниями мистификациями, пародиями и вольным, и невольным плагиатом. Они даже могут делиться на новаторов и архаистов, снобов и скромных подвижников.
Во времена общественного идиотизма хайку могут стать надёжным прибежищем.
А во времена подъёма и перестройки такие крупные поэты как Маяковский и Асеев обильно уснащали свои тихи хайкуизмами.
Но их современники Александр Безыменский, Василий Лебедев-Кумач находились в плену прямой агитки и упрощенчества и напрасно мы будем искать немногосложные триады в их наследии.
По Ю.М. Лотману, в плохих стихах растёт избыточность, а информативность текста падает.
Иннокентий Анненский всё своё стихотварение “Ещё лилии” сводит к
Одной лилеи белоснежной
Я в лучший мир перенесу
И аромат, и абрис нежный.
Ох, понимает поэт свою задачу и ставит пирамиду стихха на её вершину, коей и является его финальное хайкосэнрю, в котором смертный, кратковременный автор пытается удержать самое главное, самое портативное.
Их контрреволюционный современник Глеб Струве пишет в изгнании
А в небе звёзд густая россыпь,
И ей навстречу снежный прах
[стих-е “Руки небрежное касанье”]
И “внутренний эмигрант” Андрей Платонов делает и меткие зарисовки, и неожиданные сопоставления:
На царство сядет
царь убогий-не ты, не я,
а-мы.
[стих-е “Мысль”]
И песенный Михааил Исаковский готовит мелос о том, как “летят перелётные птицы ушедшее лето искать”.
Описывая для вас такую деконструкцию стихов, я подумал, что удачные и неудачные хайку могут быть аналогичны положению дел в мире хайку.
Например, в англофонном хайку, всё больше конвергирующем и с сербским, и с хорватским, и с русским хайку, есть такой крупный поэт Джеймс Хакетт (его статья а хайку недавно появилась на сайте Ориги). Однако, средний почитатель поэзии не знает его, а знает поэта-лауреата Коллинза и относится с пиететом к Эшбери. Эти поэты приобрели громкую славу и, когда они появляются в Гарварде, приходят сонмы людей.
Так как эти флагманы иногда пишут хайку, то их стиль хайку превалирует, проникая в солидные издательства, и забивая Хайковое сообщество Америки (ХСА-Haiku Society of America -HSA) вместе в его камерными журналами, книгами и иерархией.
Недавно в журнале Nor'Easter [Норд Ост] удалось мне тиснуть статейку о великом противостояни мощной радиостанции Бостона и небольшого отряда членов ХСА на северо-востоке США. Хотя радио и прочло “примитивные” 5-7-5 троестрочия, но под давлением профессора университета прервало передачи c xaйky и отменило призы koнkypca.
Моя призма отшлифована всё же в сектарности ХСА, хотя я и с интересом разглядываю рифмайку знаменитостей в ih knizhkah I v журналах хайку.
жизнь позабудем-
на час, смерть позабудем-
навечно.
Ваиктор Максимов “На млечной дороге”
Какое чеканное сенрю! И со строчкой-открытием в конце. Слава!
Поразительна концентрация пpизанных и непризнанных поэтов в Москве. Если даже и родились где-то в провинциальной России, то либо живут, либо умирают в столице. Поэтому, когда вижу стихи В. Коротаева, всё время жившего в Вологде, которые не надо и на строки разбивать:
Так мелькают,
Так мелькают числа!..
Пахнет лето знойно и остро.
[стих-е “Так мелькают”]
то становится хорошо на душе.
А какое сенрю-диалог выдаёт Ю.
Кузнецов!
-А поведай, на чьей стороне
Ты сражался-держался?
-Я не помню
[стих-е “Шёл старик”]
Покойный Владимир Славецкий ёмко пишет о 80-90х годах прошлого века, когда “светлое будущее” как-то рассосалось и начали учиться у прошлого. (Забавно как-то ответил Роберт Фрост на вопрос, есть ли у него надежда на будущее: “Есть, есть надежда на будущее. И на прошлое есть тоже надежда”.)
Коммунизма было не видать, и начался отход в ушедшее, в канувшее в Лету, возвращение к истокам.
Г. Камынин:
И доносился дальний выстрел,
И пахло осенью везде.
[стих-е “ Прогрохотал по рельсам”]
Тонкий поэт ну, не может без хокковых строк.
Татьяна Шеханова уже вторую строфу стих-я “Стоит скамейка” начинает с… хайку:
И май пройдёт,
И отцветёт сирень,
Скамья исчезнет.
И разбивка на три строчки не понадобилась. Сам поэт даёт хайковую графему.
Тимур Кибиров сенрюшит вовсю. Hапример, в “Песне о Ленине”.
Он особенная стать,
Его умом не понять-
И за это я его люблю!
Конечно, слогов многовато, но рифма и припечатывающая третья строка делают всё стихотворение частушечным мультисенрю (нанизаны на шампуре как строфы ренку).
По моим наблюдениям, наиболее нравящиеся троестрочия возникают как синтез хайку и сенрю. Они-то и часто премируются на многочисленных конкурсах и попадают на страницы западных спецжурналов. (Хотя и более значительные факторы, такие как положение в обществе, связи и деньги могут привести в истэблишмент и обеспечить печатаемость или интернетность.)
Вот и во второй Хайкумене поэт, камуфлирующийся под англопсевдонимом Skydancer, получает видимость, написав гибриды, как например
Комочек снега
На клюве у воробья.
Мы встретились взглядом.
Сосвем новёхонький денис Новиков в стихотворении “Россия” впадает в транс:
Ресница твоя
поплывёт по реке
и с волосом вьюн
По-русски пророческие хайку [в будущем времени] звучат более убедительно, чем на аналитическом английском.
Ровесник Новикова Константэн Григорьев (член Ордена куртуазных маньеристов) создает броское сенрю
О, я отомщу!
Будет радужным
спектр фингала
[стих-е “Летние страдания”]
Молодёхонький Максим Амелин создаёт своё квазихайку в мире литературных реальностей в стихотворении “Послание Н.М. Языкову”
В авто и без-
ясней на утреннем морозе
фигуры новых бар.
Баловень олигархов Вера Павлова видит, что, чем важнее конкретные стихи для неё, то, тем проще их мелодии:
разбила твоё сердце
теперь хожу по осколкам
босая
[выступление в Гарварде 23 марта 2006 года]
Зинаида Шаховская
Слушай, слушай тишину,
Ветер обнимает ели.
Луг блестит и воздух свят
Другая версия этого разбора в антологии «Хайкумена» № 4, 2011, Москва