Пчёлка бедная лежала,
не могла поднять крыло,
и слеза из глаз бежала.
«Да, крылу не повезло, –
Кот промолвил с укоризной. –
И тебе ли загорать?
Кто великую отчизну
мёдом будет заливать?!»
Феофан крыло другое
осмотрел – обожжено.
«Всё я видел, но такое!..
чтоб движенья лишено…
Остановится навеки? –
Но, я помню, был Сверчком.
Насекомые-калеки,
лапок вывихи, с крылом
переломанным, – всё было.
Угораздило тебя
загорать! Для красоты ли?»
Пчёлка, носик теребя,
вслух сказать хотела что-то.
Заворчал Кот, перебил:
«Это, видно, ради понта. –
Ей загар на теле мил».
А в руках у Феофана
оказался пузырёк.
Каплю он нанёс на рану.
Золотистый огонёк
осветил глаза красотки –
боль исчезла. Взмах крыла!
И, сказав «Спасибо…» кротко,
вверх взлетела, как стрела.
И кружилась над цветами,
и нектара отпила:
«Я опять жива и с вами,
будто прежде не жила!»
Покружилась, полетала,
села Ксене на ладонь
и тихонько прожужжала:
«Жарок солнечный огонь.
Подарили мне сапожки,
да красивые, нет слов!
Не подходят цветом ножки,
загореть – итог не нов.
Ну, пожалуйста, послушай!
Дай какой-нибудь совет!
Мне в сапожках этих лучше?..
Надевать их или нет?»
И у Ксении на пальце
в двух прелестных каблучках
закружилась Пчёлка в танце
в лёгких крыльях-лепестках.