I
Эта пляска чертей на виске никогда не закончится,
а ты метишь в ладони углем раскаленным дни.
Так крошил с сигареты метеориты в долину
кто-то страшный, кому кто-то глупый воскликнул: - Отче!
- Это вы меня звали? - О! вы высокий... - Длинный.
- Великий. - Упитанный. - Знаете здешних... - Оч-чень
хорошо знаю здешних, и лучше того, чье имя
вы назвали мне снизу... - Чевойсь? - Вот не слышит. А я его больше
в сорок раз... Я говорю, знаю, видел! - Чё? - Да ничё!
тьфу на тя через плечо; нашел се идола!.. В очередь, идиоты, в очередь!
Ох, если б только это Мария видела... видела бы Мария, цартсвие ей небесное.
Только я ведь лучше Марии знаю всех местных.
Нет, эта пляска уже никогда не закончится...
II
Было красиво. Правда. Ты прямо вы/бал всех Ван Гогов.
Тебе звонили оттуда, где фильмы умеют снимать,
но ты услышал у них в приемной молящий голосок Михалкова,
и сказал: нет, вашу мать! -
и это было красиво. Я тоже видел.
Ты как Депп прикурил ее, знаешь, такое выдал!
Ты прям - щелк! - и огонек такой, что захотелось тебя по отчеству.
Да что я! тебе ли не знать - "покоребанному" своим так называемым "одиночеством".
И тебя вполне устраивает фраза: "Он сегодня ТАКОЕ выкурил!"
И если не каждый сустав, то систему суставов - ты сам себе выкроил.
Ты маркируешь дело. Дело маркирует тебя. Ты прячешь тело, на тебя пишут дело,
но главное - фоторобот должен быть четко сделан, -
ни в коем случае не наоборот,
а лучше - как на той фотке, где кривой рот:
виднее скулы. Ты прав. Твоем лицо приятнее всего мира,
и все, что ни будет, ты сделаешь очень красиво.
Вот!
III
Все началось с того, что он сел попой на камень -
в магазине спортивном, где-то рядом с санями.
А у них там, вроде как, не по уставу.
Продавец-консультант подходит: мол, встал бы;
и в сотый раз за день: нет, спасибо.
В общем, слово за слово, "буду силой,
позову охрану", "зови, что мне-то",
"здрасьте, встаньте", "нет", "так... это...
встаньте", "не". У охранника, надо бы сказать, было
две вечно орущих дочки и некрепкие нервы
"от вечного", как каждый вечер говорила жена, "пива", -
и, вероятно, поэтому он сорвался первый,
но что страшный гость посмотрел на него как Иешуа,
и человек в форме подумал: какого лешего!
Но он уже начал: хочешь сдвинуть - бей кулаками -
прямо здесь; или садись со мною на камень, -
но пусть все покажет свой истинный облик,
а пока ты че-то там, наверно, у себя думаешь, полковник,
я спрошу: зачем ты здесь? И это было начало сиринской песни.
Далее шло что-то в духе: "нравится ли тебе Гойя?",
и самое сильное: "прикажи замолчать и я буду молчать",
далее: "твою мать, ты ответишь?" Только его "твою мать" было покойно,
как его мать.
Я хотел бы напомнить про нездоровые нервы,
про издержки профессии, про наличие табельного,
и, как я уже говорил, но в другом контексте, он первым
психанул, ибо нех/й, что в переводе на русский - "все сделал правильно"...
А все началось с того, что он сел попой на камень.
И это был первый в истории случай, когда сбылось пророчество мамы.