Мир не находит отзвука во мне,
Хотя я исходил его немало,
Нырял в океанической волне
С кораблика смотрел Босфора скалы,
На острове Эгина по горам
Бродил, не помышляя о машине,
Пока не обнаружил древний храм
Сияющий на выжженной вершине.
Узнал, что Лондон бледен, Рим велик,
Москва рутинна и Афины тоже,
Любой чужой неслыханный язык
Привык воспринимать без всякой дрожи.
Меняя самолёт на пароход,
Как жаба с кочки прыгает на кочку,
Я понимал – мой путь не приведёт,
Ни то, что там к стиху, а даже к строчке.
Я весь в себе, мне душно от себя,
Живу во всём придавленный собою,
Гляжу, как мысли тащатся, скребя,
Отметившись кровавой бороздою.
Ещё одна, и вот опять течёт,
Сочится в порах жизненная влага.
Я первой строчкой открываю счёт,
В кармане чудом отыскав бумагу.
Придётся ждать, когда начнёт опять
На смятом и расправленном листочке
По капельке кровавой проступать
Ещё одна мучительная строчка.
Здесь обитаем только я, и я,
И я, и я, и никого иного,
Кто б мог увидеть то, как плоть моя
Себя по капле превращает в слово.
Я так привык, что сам себе вампир,
Своей и только насыщаюсь кровью,
Вокруг меня меняющийся мир,
Ну, разве что, слегка вредит здоровью.
Пока я, созерцаньем увлечён,
Скольжу куда-то в марафонском спринте,
Мой стих слабеет солнечным лучом
Блуждающим в зеркальном лабиринте.