Несколько слов о жизни и творчестве автора см. http://www.stihi.ru/2015/01/29/4679
Джеймс Флеккер. Уничтожение, с англ.
Наших жён опозорит орда, хлеб потопчет, сожжёт города,
налетит и угонит стада,- забренчат кандалы наших чад,
наших мудрых судей и господ заберут под ярем, словно скот,
и бичом и мечом весь народ, неповинный ни в чём, исказнят,
и большой лазуритовый храм, где молились мы нашим богам,
где курили мы им фимиам -- в смрад, и пепел, и чад обратят.
Никогда уж, досуги деля, летним днём мы не выйдем в поля,
Сердце музыкою веселя, красноречьем и танцем простым.
В светлых залах, где льётся вино больше праздновать нам не дано,
обесчещено, осквернено всё, что было святым.
Изваянья кумиров, царей, красота и порядок вещей,
губы верной любимой моей -- всё исчезло, как дым.
Мы отдались на волю судьбы, уступили врагам без борьбы,
наши руки и плечи слабы для мечей и кирас.
Мы ушли, но в преданьях Земли тёмный слух до потомков дойдёт,
повторяемый из' роду в род стародавний волшебный рассказ,
и когда-нибудь чья-то рука извлечёт из-под толщи песка
красоту, что прошла сквозь века,- чтоб о нас вы узнали от нас.
Оригинал:
Pillage, by James Elroy Flecker
They will trample our gardens to mire, they will bury our city in fire;
Our women await their desire, our children the clang of the chain.
Our grave-eyed judges and lords they will bind by the neck with cords,
And harry with whips and swords till they perish of shame or pain,
And the great lapis lazuli dome where the gods of our race had a home
Will break like a wave from the foam, and shred into fiery rain.
No more on the long summer days shall we walk in the meadow-sweet ways
With the teachers of music and phrase, and the masters of dance and design.
No more when the trumpeter calls shall we feast in the white-light halls;
For stayed are the soft footfalls of the moon-browed bearers of wine,
And lost are the statues of Kings and of Gods with great glorious wings,
And an empire of beautiful things, and the lips of the love who was mine.
We have vanished, but not into night, though our manhood we sold to delight,
Neglecting the chances of fight, unfit for the spear and the bow.
We are dead, but our living was great: we are dumb, but a song of our State
Will roam in the desert and wait, with its burden of long, long ago,
Till a scholar from sea-bright lands unearth from the years and the sands
Some image with beautiful hands, and know what we want him to know.
P.S.
Предположение, что это стихотворение Флеккера мог знать Иосиф Бродский, очень ненадежно
и вряд ли вообще доказуемо.
И все-таки напрашивается сопоставление его "Записки к археологу" на английском языке
("Letter to an archaeologist") и "Только пепел знает..." на русском -- этому опусу Флеккера.
Но если у Флеккера потомки найдут кусок прекрасного мрамора, оставшийся от погибшей
цивилизации, то у Бродского будущий археолог найдет оставшуюся от нас падаль, которой
поэт дает гениальное определение -- "свобода от клеток, свобода от целого: апофеоз частиц".
Тексты Бродского, конечно, очень разнятся манерой от работы Флеккера, но в то же время
словно бы коррелируют с нею какой-то особой плотностью, насыщенностью письма.
Так, по крайней мере, мне кажется.
Привожу оба стихотворения И. Бродского (второе -- в моем переложении;
желающие легко найдут оригинал в сети по его английскому названию, см. выше).
И. Бродский. "Только пепел знает..."
Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперёд:
не всё уносимо ветром, не всё метла,
широко забирая по двору, подберёт.
Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьёй, куда угол проникнуть лучу не даст,
и слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт.
Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.
"Падаль", выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц.
Потому что падаль -- свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.
1986
И. Бродский. Записка к археологу, с англ.
Гражданин, вражина, изгой, ненормальный парень,
попрошайка, свинтус, маменькин сын, сопляк.
Скальп столь часто крутым кипятком ошпарен,
что тощий мозг в котелке, видно, вконец размяк.
Да, это нас нашел ты средь прочей грязи
в щебне кирпичном, под слоем пластов земных.
Витками колючей проволоки спутаны наши связи.
Плюс: мы брюхатили женщин, но не любили их.*
Режущий скрежет кирки по тяжелой стали
мягче того, что нам говорили, что говорили мы.
Поаккуратней с падалью. Ибо она -- мы сами,
клеток наших свобода, смывшихся из тюрьмы.
Что тебе до имён, до их начертанья, звука?
В них -- не свист соловья, даже не крик грача.
Любое из них скорее -- безумная злая сука,
что путает след, и жрет свой послед, рыча.
1985
*Данная строка почти целиком заимствована из перевода Сергея Михайлова, см.
http://www.vekperevoda.com/1950/mihajlov.htm