Пред падшими ниц встаю на колени,
Склонив душу словно под криками птиц,
Слетающих с нервных страниц суеверий
И давящих звуками томного пенья,
И звуками томного пенья блудниц,
Сжирающих телом взгляды тщедушных,
Тонущих в собственной похоти тел,
К боязни и страху уже равнодушных,
Но тянущих руки к почти что разрушенной,
Но все еще мягкой и теплой постели.
Объятые тенью ночные светила
Пронзают, как мрак, ночи хладную длань,
Таящую серое счастье и силу,
Толкавшую некогда сильных в могилу
И рвущую сердце на грусть и печаль.
Пусть все, как теперь уж забытые нами,
А некогда вечные в памятном злате,
Стоят на коленях и просят глазами
Хоть ноту из песни, гнетущей местами,
Но рвущую сердце на тысячи маленьких,
Маленьких камешков тверже гранита,
Бесчисленных, тонущих в водах сатиры,
Холодных, волнами небрежно омытых,
Но греющих нежную душу пиита,
Поэта, чей голос завален в руинах.
Я выдавлю крик, и он будет громче
Написанных в пламени ярости слов
И строк, пробирающих нервы под кожей.
Что я Вам хотел донести?
Ничего.