Обозревая дикую природу,
вздыхая, что досель она ничья,
тот Ясный Лик, что загляделся в воду
однажды самому себе в угоду,
витая среди птиц, зверья, жучья,
вдруг небеса открыл на дне ручья.
Так отраженье вышнего дозора,
сей перевёртыш, подлинник точь-в-точь,
наполнило все реки и озёра –
возник двойник, и день сменила ночь.
Поверхности, черней обсидиана,
ещё не возмутила борозда.
Всем любовалась лишь луна-Диана,
да чуть было Полярная звезда
не упустила нить меридиана.
Но всё ж ослабла горняя узда,
и в чаше мирового океана
тотчас перемешались верх и низ –
Бог умер, но проклюнулся Нарцисс.
Его красой, застывшей у болота,
благоухали жизни берега.
Сим опытом воспользовался кто-то,
пустились в пляс копыта и рога –
сверкали брызги, пламенели взгляды.
Мир трепетал пред капелькой наяды,
дробился на подобия Творца
и в измененьях не терял лица.
Но Пан дряхлел космических околиц
заложником. Когда ж он стал козлом
и был ему привешен колоколец,
по серебру, несущему излом,
возможность приоткрылась человеку
(за право пить из звёздного ковша)
сто раз входить в одну и ту же реку,
где коченел близнец его, левша.
Заледенело время как стекло,
зато вовнутрь обильно потекло.
О, первый опыт, давший искаженье!
Ходило ходуном изображенье,
плыл аромат, пошатывая мозг,
воображенье плавилось как воск,
метался гребень, вздрагивала щётка –
весь мир переживал себя нечётко.
Кривился нос, надламывалась бровь –
священный образ разбивался в кровь.
И вот венецианское зерцало!
Глаз проницает золотое дно.
Усердно служат кисти и бряцала
Мадонне, что с Венерой заодно.
Сосуд любви, не знающий поддона, –
мерцает отраженье муз, харит.
И чем мертвее хватка Купидона,
тем зеркало воздушнее парит.
Звезда заката, порожденье перла,
куда зрачки направишь – пушек жерла?
Искусно выражение порока
в загадочном каскаде хрусталя.
Чем изощрённей и пышней барокко,
тем грандиозней Марсовы поля.
И шлем с плюмажем служит воле рока,
и треуголка метит высоко.
История не ходит без урока –
ампир, как жало, заостряет око
и шлёт на гильотину рококо.
О, формы просвещённого захвата –
провалы бреда, зауми фронтит!
Кто за колонной скрылся воровато?
чей нос определился в роли фата
и с личностью покинутой финтит?
Глаза поймали, а резная рама
замкнула эти страхи. И упрямо
подыгрывая бесу, льстя врачу,
диагноз подтверждает амальгама,
и лучше к ней не подносить свечу.
Весь человек отсвечивает талью –
течёт, а там не видно ни следа.
И спорит вертикаль с горизонталью,
и серебро тягается со сталью,
и помысла кристального слюда
живёт воображаемой эмалью.
Но чу! – котёнок прыг туда-сюда,
а потому не время для суда:
Алиса подступает к Зазеркалью…
2011