«Мам, ты прости, что ушел не прощаясь…
Не отпустишь меня ты, прекрасно я знал…
Ну и пусть, что всего мне каких - то пятнадцать,
Ну и пусть толком жизни я не видал».
Называли его партизаны сынишкой,
Он сердился и злился, сжимал кулаки,
А потом попривык или даже смирился.
Как родного любили его мужики.
Переносил он стойко лишенья,
Тяготы жизни суровой, лесной,
Так он мечтал и так хотел верить,
Что живой и здоровый вернется домой.
Захватили одну деревушку фашисты,
На разведку ушел отряд небольшой.
И наш мальчуган, партизанский сынишка,
Отправился с ними в поход первый свой.
Там видел людей, что без крова остались,
Повешенных женщин, детей и мужчин.
Ему седину, в каких- то шестнадцать,
Жизнь подарила и пару морщин.
Было потом много вылазок храбрых,
Кровопролитных боев и потерь.
Он хоронил товарищей с болью,
В каких- то семнадцать - и столько смертей.
Он и сам побывал на свете на том,
Пронзил его тело осколок свинцовый.
Ему восемнадцать. Молоденький он,
Так умирать ему не хотелось.
Сухими губами, дыша горячо,
Глоточек воды мальчишка просил.
Он месяц в бреду, не верил никто,
Что хватит на ноги встать ему сил.
И вот день победы, радость, салюты.
Ему девятнадцать, он весь седой,
Приходит не к маме - к заросшей могиле:
«Мама, смотри, я вернулся живой…
Ты уж прости, что ушел не прощаясь…
Мама, родная, если я мог бы знать…»
Плакал мальчишка, себя обвиняя,
Что простого «прощай» не успел он сказать.