Морок
Посыпана пеплом дурная башка,
А бороду снег обметал,
Сижу я, похожий на злого божка,
И чувствую в сердце металл.
Я вижу и птицу из чёрных небес,
И рыбу из каменных вод,
Я слышу: с дубиною наперевес
Заходит пятнадцатый год...
Скорее подняться, и окна, как встарь,
Раскрыть, и огонь затушить,
И весь этот морок, и вся эта хмарь
Отхлынут от слабой души.
Дым империи
А дым империи мне сладок не всегда.
Колотит в стёкла зимняя вода,
Запретный смысл пытается морзянкой
Мне передать. И этот вечер зябкий
Наутро обещает корку льда,
Но вывернуто время наизнанку.
А дым империи, а выхлопы машин,
Мороженные профили мужчин
И капюшоны их безликих спутниц...
И путаница гласных, и распутиц
Печальный опыт. Визг и стоны шин
Проглочены глухим пространством улиц.
Последним пламенем вечерних фонарей
Горит моя империя. И с ней
Не просто ни бороться, ни расстаться.
Бахвалятся деревья зимней статью,
Но пальцам отмороженных корней
День ото дня становится больней.
* * *
Не дал ни злата мне, ни чина
Насмешливый, плешивый век.
Его я прожил самочинно,
Как вольный ветер в голове.
Когда же б'осым по траве
Забрав с собой одни морщины,
Седой, заслуженный мужчина,
Отбывший жизнь, а может - две,
Я побреду туда, где свет,
Где горизонт и сед, и розов,
Где сам себе я не знаком,
Где никого, возможно, нет,
Где говорить я буду прозой,
А думать, может быть, стихом.
Молохта
Молохта моя - длинная, как день с утра,
Быстрая, как дыхание на бегу,
Холодная, как последняя из утрат,
Что ещё вспомнить могу?
В твоих бочагах вздыхают сомы,
Твои кувшинки - следы от солнечных лап.
Не от сумы спасаюсь, не от тюрьмы, -
От поздней печали, в которой я тих и слаб.
По этому берегу бегал мой огненный пёс,
И я (нынче странно это) за ним поспевал,
Всплески и блики ловил он, цветы и стрекоз.
Вспомню - и наповал!
Облака над рекой, неспешные овны,
И солнце за ними - мой рыжий, мой золотой...
А сердце стучит так же неровно,
Как эти стихи - задыхающейся строкой.
Золотые берега
1.
право лево криво клёво по лесной почти трясине
по резной листве кленовой по дымящемуся дню
по горе с названьем горе потерявшийся разиня
там где стынет небо сине я отчаянно гоню
и давно увидел дно бы только новы эти дали
только выдали мне долю мама время да строка
и кому кричать спасибо что дороги раскидали
что нам судьбы нагадали как бессрочные срока
а пока беги железо и крути свои колёса
и конечно эти слёзы я забыл и разменял
право лево криво клёво вылетаю из заноса
и горит горит заноза прямо в сердце у меня
2.
сосны ветер злые камни голубая чешуя
в жизни длящейся веками я не понял ни фига
из-под ржавого металла родниковая струя
паутиной обметало золотые берега
сети рыба под корягой раки пялятся на свет
на костре гуляет брагой невозможная уха
ничего я не расслышал что шептала мне в ответ
там где дышит берег рыжий полусонная река
Запах вишни
Покуда северная птица
Не расклевала мне глаза,
Покуда сердцу колотиться
Позволят ярость и азарт -
Куда пришли, откуда вышли,
Всё буду помнить. Только - ах,
Как был прекрасен запах вишни,
Застывший на твоих губах!
Семена
Мне кажется порою...
Расул Гамзатов
Когда слетают с голых веток души -
Туда, где я швырнул чуток пшена,
Мне кажется, что свод небес обрушит
Неслыханная общая вина.
Нет, мы при жизни им не досаждали,
Мы скупо отмеряли каждый час.
И вот они над нашими садами
Крылами машут, взглядом ищут нас.
Усталый мир опять в закате тонет,
И горечи нам выдано сполна...
Я к ним тянусь, и на моей ладони -
Сиротские сухие семена.
Бабушка Кешо
Кто помнит бабушку Кешо,
Её негнущиеся руки?
Под них вели старуху внуки
На перекрёсток. И ещё
Несли для семечек - стакан
И маленькую табуретку.
Прохожие здесь были редки,
Лишь я подростком тут скакал.
О, как же семечки вкусны
И дёшевы в то время были!
Я ими дёсны драл до боли
А шелуху швырял в кусты.
И равнодушный, как Машук,
Курортный город полусонный,
В жаре парящий невесомо,
Смотрел на семечек мешок,
На согнутую пополам
Старуху в одеянье чёрном,
И как я к радостям вечерним,
Летел, от жизни пьяный в хлам.
Всё это вижу хорошо,
Но как избавиться от блажи
Сомнений: был ли я, и даже
Была ли бабушка Кешо...
Ершалаим
По горной царственной дороге
Вхожу в родной Иерусалим
Самуил Маршак
Слова и взвешены, и строги,
Когда вхожу в Ершалаим.
О снах, о времени, о Боге
Я говорю сегодня с ним.
Забытый племенем своим,
Я словно на войне убогий.
Сухие тени у дороги,
И очага чужого дым
Мне ест глаза. Но как же сладок
В душе ослабшей беспорядок,
И безоглядное "прости".
К стене, пропитанной веками,
Как будто бы оживший камень,
Смогу ли сердце принести?
Не пишется
1.
Не пишется. Спаси меня, сонет...
В окно луна таращится бесстыдно,
И сонмы звезд бегут в порыве стадном,
И души жмутся к уголькам планет.
Как этот путь безрадостный воспет!
Как будто нет нам на Земле предела,
Приюта, где любовь сильнее тела,
Где есть кому заплакать нам вослед.
Холодную луну сожжёт рассвет,
И можно разогнуться, распрямиться,
Увидеть даже те родные лица,
Которых в это время с нами нет.
Не пишется... Так жить себе позволь.
Всё радует сейчас, и даже боль.
2.
И хорошо, и легче на душе,
Когда стихи закончатся. Уже
Осталось так немного до порога...
И не сгодился для судьбы пророка
Мучительный, но невеликий дар.
И пусть погаснет в сердце этот жар,
Мне не дававший жить легко и сонно -
Здесь, на краю, у пропасти бездонной.
Смотреть, дышать, ловить ладонью снег,
И мучить скайп, где так поспешны внуки,
Собаку гладить, изнывать от скуки,
И умереть, желательно во сне.
Закончен этот непосильный труд...
Но бьются строки, жгут и кожу рвут.
Сонет о несоответствии
Еврей в деревне странен и смешон,
Как говорит ехидный друг мой Лёша...
Когда тащу я огурцов мешок,
Стараюсь думать только о хорошем.
Но колет сердце остриё иглы,
Обломок слова, наконечник фразы,
Тогда бреду, сшибая все углы,
И не оглядываюсь, знаете ль, ни разу.
Так что же делать, если не дано
Взгляд оторвать от пустоты белёсой,
И если бьёт морзянку мне в окно
Корявой веткой старая берёза.
Её сигналы в душу проросли,
И корешки не вынуть из земли.
Валуны
До первого света, до мёртвой луны,
До самого снежного часа,
Искал и ворочал свои валуны -
Попробуй-ка тут не отчайся!
Учил нас когда-то палван* Мухаммад,
Солдатиков первого года:
"Ворочая камни, не требуй наград,
Старайся во славу народа!"
Веками лежат в придорожной пыли,
Под небом, взирающим строго,
И кто оторвет их от этой земли? -
Вросли и уснули до срока.
Ворочаю ныне шершавый мой стих,
С ладоней сдирается кожа...
Слова мои, камни, нет веса у них,
Но как же немыслима ноша!
Палван (тюрк.) - силач, богатырь
Водопад
Я живу в километре от края Земли.
Там бездонна вода, там ленивые рыбы,
Там доныне русалки водиться могли бы,
Но за ними пришли, и давно замели.
Возвратилась одна, с рассечённой губой,
Привезли в провонявшем селёдкой бочонке,
Старый ватник на ней, да платок на ребёнке.
Стыли жабры, но вспомнил и принял прибой.
И поплыли они прямиком на закат,
Где гремел водопад, обрывавшийся в бездну,
Где когда-то и я непременно исчезну,
Если только они не вернутся назад.
Самолёты
Осенний сад в предчувствии мороза,
Слетают с веток сны и самолёты,
Идёт сосед, до ужаса тверёзый,
Весь в телогрейке и зелёных ботах,
В руке бутылку мутного несёт.
Мои ворота он зовёт вратами,
Он - философ, с таким вот удареньем,
Он знает, что Земля полна врагами,
Но любит пойло заедать вареньем,
Мне оставляя пряный тёмный мёд.
А самолёты, жёлтые как листья,
Спешат, озорничают не по-детски,
Пути их мглисты, и хвосты их лисьи,
И не успеешь охнуть и вглядеться,
Как сгинут в лужах, в сырости и тьме.
Сосед нальёт: "Давай помянем что ли
Короткое, но яблочное лето..."
Я задохнусь от боли, и в неволе,
Пробитое стрелою самолёта,
Споткнётся сердце, неподвластно мне.
Вечер лошади
Эта лошадь ходила по лугу,
Эта лошадь ходила по кругу
И как будто несла беду.
Были пятна на шкуре ржавы,
На задворках большой державы
Лошадь плакала на ходу.
Усмехались кобылки криво,
Малолетки неслись пугливо,
И брезгливо смотрел жеребец,
Как старуха терпела пытку,
Как разбиты её копыта,
Как её погоняет бес...
Но в ушах, но в небесной выси
Пели скрипки и трубы выли,
Было всё, как во сне, во сне...
И вовсю развевалась чёлка,
И вертелась юлой девчонка
На широкой её спине.
Лошадь слышала гром оваций,
Но со славой легко расставаться,
Если розданы все долги,
Если смерть ничего не значит!..
На лугу цирковая кляча
Нарезала свои круги.
Ветер
Мои деревья злы и тощи.
В отсутствие календаря
Выл ветер, по дворовой роще
Летал, кромсая и дуря.
Он бил под дых, он рвался в окна,
Слепил глаза, стирал черты,
И песня сфер, как голос волка,
Не пробивала пустоты.
А ветер тряс ворота рая...
По рельсам - тем, которых нет,
Гремели мёртвые трамваи,
Покинувшие вторчермет.
Сосна
Там, где серые леса спят в неволе,
Там, где дикая река петли вьёт,
Птица дивная кричит: "Вы ли, вы ли..."
Не боится, что её раз - и влёт!
То ль опушкой я бреду, то ли снится,
Только встану посреди пустоты -
Где поставлена сосна единицей
На отшибе от лесной суеты.
А на ветках снег лежит стылым нимбом,
Но не верится никак зимним снам.
И стоим в снегу мы тихо, в обнимку,
И намного легче плачется нам.
Время груш
Я ловец не душ, а груш,
Падающих с высей.
Время спелости, к тому ж
Тихой песни лисьей.
Груши грудами, заря
Словно груша тает,
На пороге сентября
Тишина такая!
Наберу я груш ушат,
Время бродит где-то...
Только ёжики шуршат
На излёте лета.
* * *
В том доме, где погашен свет
И выбито стекло,
Хозяйки нет, и кошки нет,
И воздух унесло.
Где был когда-то сонный сад -
Одни сухие пни.
И только листья там горят,
Былые сны и дни.
Обходят люди за версту...
Но просто, без затей,
Влетает птица в пустоту -
Кормить своих детей.
* * *
Я хороню этот день.
Он оттоптал мне ноги,
Пытаясь танцевать на рассвете.
Он теребил мою собаку
И притворялся ветром.
Ложился пылью под колёса моей машины
И обижался,
Что я его не замечаю.
Он ужасался,
Что я убиваю время,
Но стоны его заглушались
Надсадными голосами прохожих.
Я хороню мой единственный день...
Такого у меня
Больше никогда не будет.
Мой двор
Мой двор похож на обнажённую в летах:
Асфальт в морщинах - слева. А направо -
Погибший бывший снег, зимы ушедшей прах,
Обрубки тополей, и с самого утра
Дымит помойки ржавая отрава.
Но между радужных брутальных талых вод,
Там, где берёзы дышат еле-еле,
Визжит детня, орёт ничей щенок, и вот
Уже летят беспечные качели!
А посреди двора - как рассказать о том:
Слова теряются и шаг неровен -
На солнце щерится забытый Богом дом,
Ковчег в два этажа из чёрных брёвен.
Шальные люди проживают глухо тут,
Их сон пуглив, их руки пахнут глиной,
Ехидные соседки этот дом зовут,
Пожалуй, не без страха, Украиной.
Спасают здесь щенка, швыряют в окна дрянь,
Растят детей, за нами смотрят зорко,
И ждут, когда же нас в предутреннюю рань
Поток небесных вод утащит к горизонту!
Холодная весна
Пахнет весной. Но учти:
Что-то сломалось в пространстве!
Снова шевелятся в ранцах
Маршальских жезлов стручки.
Снова железу невмочь,
Мучится жаждой вампирьей.
Нынче взъерошили перья
Птицы, несущие ночь.
Милая, крепче прижмись!
Как бы тебя ни укрыл я,
Что наши слабые крылья -
Слово, и вера, и мысль...
Утро как будто во сне.
Мир отражается в луже.
Снова молюсь неуклюже
Этой холодной весне.
Сад 2
Неравный и неправедный обмен:
Коснулось узловатых старых вен
Дыхание безумства и разбоя.
По мокрому песку иду в тоске,
Где мёртвый пес оставил на песке
Следы давно замолкнувшего воя.
По жаркой кромке моря и стиха
Моя душа, беспечна и легка,
Пройдет до ей назначенного ада.
И ловкий чёрт зажжет сырой огонь...
Но вынесет меня зелёный конь
В просторы облетающего сада.
Останется - на счастье ль, на беду -
Деревья посадить в моём саду,
Укрыть землёй потрескавшийся камень,
Набросить сверху звонкую траву,
Понять, что здесь я заново живу
И снова разговариваю с вами.
Август
Как эти императоры достали!
Моргнул - и снова август на пороге.
"Я - цезарь!" - говорит, и рожу корчит,
Как будто в одночасье съел лимон.
Гремит грозой, в лицо мне жаром дышит,
И лепит на стекло смешные листья,
Но мне его, как странно это, жалко:
Недолго жить отмерено ему.
Я говорю: "Зачем же ты так споро
Листаешь годы, у судьбы воруя?
Я помню, как встречал тебя мальчишкой,
А нынче ты помят, я тоже сед..."
И он за миг бледнеет, словно видит
Давно угасший Рим, меня с кинжалом,
И шепчет мне в последнюю минуту:
"Мы встретимся, ты только доживи!"
* * *
Собирать огурцы, обрывать смородину,
Слушать стук от падалки, нюхать ветер...
И не знать, что вы там в этот час сморозили
В раскалённом злобою интернете.
Улыбнуться, увидев знакомых галок,
Разогнуться, руку пожать соседу,
И понять, как потерян, силён и жалок -
Этот город, куда я сейчас уеду.
Лодка
А просто надо плыть по мелкой и ветвящейся реке
На лодке с плоским дном, от города и мира вдалеке.
Не рвать кувшинки, не распугивать печальных рыб -
Мы тоже так могли б, мы тоже так когда-нибудь смогли б...
И просто надо знать, о чём вздыхает старая сосна,
Ей нынче не до сна, она иные знала времена.
Над ней летит сова, не понимая, что ей делать днём,
И видит на реке давно пустую лодку с плоским дном.