Разбиваются чашки, златые блюдца, пустые люди, летят времена, мы загнаны и нелюдимы.
Ни единой ошибки, допустишь промашку - в театре смеются, да, все мы там будем свободу менять на необходимых,
ты веришь в богов или в их отсутствие, стираешь знакомыми эту печать.
И не было бы на душе оков, если бы мы почтили счастье своим присутствием, а не пытались кричать
о мимолётном, о вечном, эгоистично-глупом, о маленьком сердце и странной боли.
Плата за то, как мы были беспечны, - это как просить добавить в похлёбку перца, а получить лишь пуд соли,
это как существовать, не дыша, и повторять, что все разбиваются,
и задыхаться, и ревновать, и отворять двери тем, кто в грехах многократно кается,
ну а потом кто-то вяжет тебя к колесу, как в цирке бродячем, и кидает кинжалы:
дописан твой том, твой крест я несу, стал трупом ходячим, зря ты нажала,
зря со своею истерикой, рваной душой и в слезах - они не помогут,
и прекрати полемику, мир большой, кто-то сказал, можно душу потрогать,
так убегай, вызывай панику, неси ураган к чьим-то дверям, но забудь о моих,
маются в мае, в мае утонут титаники тех, кто доверял, позаботься о них,
но не прикасайся к тем душам, чьи - словно счастье и улыбаются,
ты в своей тьме - как пьяная в луже,
благодарим за участие,
кто там у нас вслед за ней разбивается?