Бересклет Жена командира

Медовка
...как давно, живыми были, те, и в той стране,
чьи сердца давно остыли, на Войне.

Непрерывный гул, гнетущий, злая нота пуль,
шёл отряд в лесную пущу, пыльный шел июль.
Дым, глушивший канонаду, загущал жару,
ночь, короткая прохлада, перерыв врагу.
Губы, треснувшею щелью, жаждут, пить, воды,
днём они служили целью яростной беды.

Стал отряд, лёг в изнуреньи, здесь, короткий мир.
Речь, и хриплое волненье, странный командир, –
«Эй, бойцы, нас всех укроет, Родина – земля.
Утром, к бою нас построит ранняя заря.
Нам, ещё, пройти, немного, через силу, встать.
Там, река, потом дорога... всё, теперь поспать...»

Утро, бой... противник свежий,под огнём врага,
молча падает надежда, здесь, и навсегда.
Как свиреп, томпак летящий, нестерпимо густ,
помнит мин полёт, сверлящий, Бересклета куст.
«Фойер, лос, да алль цу швайген»..., лес обрёл покой,
звуки лающей команды приглушил листвой.

Эхо боя, тишиною, разлилось в лесу,
сосны, раненой смолою запахи несут.
Победитель принял позу, щёлкает «рапид»,
смутно чувствует угрозу, светел, павших вид.
Смерть была, в телах простертых, жертвенно проста,
устрашил их образ мертвых, стиснуты уста.

Помнит дед, и баба Маша, давние дела, –
«Командиром, вроде, наших, женщина была,
вроде как, она от мира, миру суждена,
на заставе, командиру, вроде как, жена,
потеряв сынишку, мужа, собрала отряд...».
Мирный дом разбит, разрушен, Карой полон взгляд.

Над землёй, дождями льются, долгие года,
шелестят, и вьются, вьются, тихие слова.
Всё летит, зов, безответный, онемевших уст, –
«Здесь я, здесь я, друг мой светлый – Бересклета куст.
Пусть меня в лесу скосила пуля, не любя.
За семью я отомстила, за тебя.
Пусть, не нам, в сраженьях слава, жаль, твои сынки,
полегли, на переправе, той Войны...»

Приняла Земля, и Веды их священный прах,
малой толикой Победы, Памятью в веках.
Сколько их, в окопах тесных, в бойне переправ
полегло, бойцов безвестных, смертью смерть поправ.
Командир, готовый к бою, принял здесь отряд,
и увёл его с собою, к высшей, из наград.

Как июль, от леса, полем, тени две идут,
две, свободные, от доли, приземлённых пут.
К ним сынишка, подняв плечи, весело бежит,
да от этой, мирной встречи, Бересклет дрожит.
Не стареют папа с мамой, вечно юный сын,
Знает – это миг обмана, Бересклет один.
 
От заставы, от границы, дымный путь ведёт,
сполох ... взрывы, бой ярится ... Красный Бересклет,
разожжет в июле свечи, и благословит,
для простой сердечной встречи ночку подарит,
а к утру, фатой тумана, да'рует покой,
и застелет им поляны... Да нельзя домой,
вновь накатит, привиденьем, бывшая гроза,
помнят бой, и видят тени, «Божии глаза».

Нам почудилось, наверно, что  не слышно пуль.
Белорусская деревня, нежится июль.



Давно, в 1961 году, к 20-летию начала Войны печатались воспоминания очевидцев,  жителей белорусских деревень о разных случаях, в том числе, о бое, пробивающегося на восток отряда пограничников под командой женщины, по воспоминаниям, вроде, жены начальника заставы. Все пограничники были ранены, изнурены. Бой закончился в лесу, трагически. Подробности рассказа очевидцев из памяти истёрлись, осталось главное.

Бересклет – (Божьи глазки, бруслина, бружмель, саклак, волчьи серьги, Evonymus –
 основано на латинском названии euonymos, которое восходит к греч. — «хорошо, хороший». То есть, Euonymus — растение «с хорошим именем», «славное») род кустарников семейства бересклетовых (Celastrineae) (ранее писали в женском роде).