Сейчас Степашке двенадцать, а первый раз я его увидел в десятилетнем возрасте после перевода из младшей группы. Люди старшего поколения ещё помнят такого смешного чешского человечка из «Весёлых картинок» - Гурвинека. Так вот Степашка очень походит на этого самого Гурвинека, только вместо заломленного на бок колпака на голове его - шапка жёстких курчавых волос. Круглые голубые глаза, белая и чрезвычайно тонкая кожа лица, через которую просматриваются все, даже мелкие, кровеносные сосуды. Ясный ангельский взгляд, тихий в полушёпот голос.
Степашка - аутист. Он не умеет читать и считать, поскольку не знает букв и цифр. Он также не знает города, области и страны, в которой живёт, не различает времён года, не заботится о времени, досуге и массе прочих ненужных ему вещей. Всё это сопровождается умеренной умственной отсталостью, которая не мешает ему понимать в целом необходимость соблюдать определённые правила общежития с другими детьми. Он не агрессивен, и лишь только когда его очень обидят, ударив или отняв что-нибудь, долго и неутешно плачет. Сам умывается, под присмотром чистит зубы, ест, одевается и раздевается, ходит в туалет. На ночь ему надевают памперс.
У Степашки нет желания общаться с другими детьми: в играх не участвует, во время прогулок держится обособленно, и порой складывается впечатление, что у него вовсе отсутствует эмоциональная оценка происходящего и окружающих людей.
Когда говоришь с ним о чём-нибудь, он тихим голосом повторяет окончание фразы.
« - Сегодня прохладно, и идёт дождь.» «-…идёт дождь …» «- Надо помыть руки перед обедом.» « - …руки перед обедом…» и т.д.
Но иногда Степашка бывает в ударе, и вводит в разговор философскую составляющую.
Перед этим стоит сказать, что прежде чем попасть в детский дом, Степашка воспитывался двумя бабушками, дамами лично мне не известными, но судя по всему, весьма своеобразными. Не знаю, куда делись Степашкины родители, но результатом интенсивного женского воспитания стала пара фраз, гвоздями вбитая в бедный степашкин мозг. Первая - строгая и незамысловатая « Не *уй!» со смысловым ударением на «не», и вторая - укоризненно –проникновенная « Неужели не стыдно?»
Теперь наша беседа выглядит примерно так:
- Степашка, будешь мультики смотреть?
-Не *уй!
-Вот опять снег пошёл.
-Неужели не стыдно?
-Ругаются некультурные дети!
-Неужели не стыдно?
-Пора готовиться ко сну.
-Не *уй!.. - и всё в таком же духе.
Отучать его бесполезно да, собственно, и не от чего, поскольку произнося слова, повторяя запомненные интонации, он не вкладывает в них тот смысл, который очевиден нам. Дело в другом: что за жизнь была у этого мальчика, если результатом его общения с двумя близкими, родными, кровными женщинами стали эти две фразы, слышанные им, наверное, сотни раз и оттого отпечатавшиеся в сознании? Неужели не нашлось других слов и чувств для абсолютно безобидного ребёнка?
Кто действительно тяжело и неизлечимо болен: дети - здесь , или взрослые - там, за периметром серого забора? Очень часто мне хочется реагировать на происходящее в внешнем мире этими ёмкими, хлёсткими, почти глобальными словосочетаниями:
- Не *уй! и
-Неужели не стыдно?
Нет ответа.