В черте привычных высоких башен, сырых кварталов и кирпичей,
где каждый третий заночевавший затем останется без ключей,
где каждый крошечный сантиметр завален старой гнилой листвой,
я сочинила свою планету, где ты - священное божество.
Я вижу зарево цвета мяты, а под ногами цветет тимьян.
Бумажный город, тобой объятый, красиво плавится по краям.
В моих ладонях блестят осколки от расколоченных в нем витрин.
А ты живешь у меня на полке,
в уютном бложике
и внутри.
Я помню небо угрюмой ношей и мир, завешанный февралем.
Мне так хотелось побыть хорошей, а выходило одно вранье.
Затем во мне поселилась жалость; и я, твой лик приравняв к святым,
совсем не просто в тебе нуждалась, а, прямо скажем, до хрипоты.
Во мне всходило слепое вето, плелось по кругу, сбавляя темп;
Я сочинила свою планету - она внутри возвела тотем.
Черчу дорогу в следах кошачьих, переплетая до середин;
А ты, придуманный мною, мальчик,
хотя бы мимо нее
пройди.