Я поплыл налегке по реке отрешенья,
Растеряв по дороге своих бурлаков:
Краснокожие воины вместо мишеней
Приковали нагих у цветастых столбов.
Мне плевать на купцов, англичан и фламандцев,
Перевозчиков хлопка, торговцев зерном.
И когда завершились кровавые танцы,
Унесли меня воды за синь окоём.
Я поплыл сквозь сердитые плески приливов,
Как ребёнок, оглохший прошедшей зимой,
Не видали от века подобного дива
Земли и острова, что поплыли за мной.
Грозы благословили моё пробужденье.
Легче пробки я прыгал, плясал на волнах,
Что несут на себе жертв и их отраженья,
Десять суток, забыв о ночных фонарях!
И нежнее, чем тонкая кожица фрукта,
Обнимала морская стихия меня,
И швыряла меня, как пустую скорлупку,
Отмывая от рвоты, круша якоря.
И с тех пор я купался в Поэзии Моря,
Среди звёзд и лазури, во млеке парном,
И утопленник бледный, не знающий горя,
Восхищённый, задумчивый влёкся за мной
Всё туда, где, окрасив небесные громы,
Торжествует безумье в сиянии дня,
Крепче, чем алкоголь, и, чем лира, объёмней,
Бродит горечь любви, что красна для меня!
Я познал небеса и ревущие смерчи
И прибои, течения в бездне морей,
И закат, и рассвет, эти утро и вечер,
Что взлетают в высоты пером голубей!
Видел низкого солнца мистический трепет
Над крутой фиолетовой твёрдой волной,
Слышал древних актёров восторженный лепет
И летящих потоков ликующий вой!
Снеговые зелёные ночи мне снились,
Губы, пьющие жадно слезинки из глаз;
И движение соков; и в жёлтом, и в синем –
вдохновенных певцов фосфорических час!
Я подвержен с тех пор истерическим свинствам:
Зыбь морская измором берёт гордый риф,
Позабыв, что, пройдя по стопам материнства,
Можно взбить океан по примеру Мари!
По бортам у меня расцветали Флориды,
Где, пантерьи глаза с бледной кожей скрестив,
Под уздой семицветной, видавшие виды,
Горизонтом морей шли отары светил.
Видел я, как бурлят, пузырятся болота,
Где гниют в тростниках туши тучных китов,
И падение вод в штилевой позолоте,
Водопадов бездонных могучий поток;
Злато, медь, перламутр, что на небе разлиты,
И опасные мели в заливах у скал,
Где гигантские змеи, страшась паразитов,
У корявых стволов тонут в чёрных духах.
Я б хотел показать любознательным детям
Сладкопевчих дорад, этих рыб золотых!
Пена ярких цветов мне в скитаниях светит,
И шальные ветра бьют мне слёта под дых.
Утомлённый скиталец в сетях параллелей,
Плачем моря утешен, тенями храним,
Что присосками жёлтыми сон мой лелеют,
Как покорная женщина, плыл я над ним.
Я был островом в море, что чаек приемлет,
Их помёт, их раздоры, их птичий базар,
Я блуждал их путями, покинувши землю,
И утопленник в сон опускался, как в дар.
Я безумный корабль, затерявшийся в бухтах,
Но, когда выхожу на кипящий простор,
В окруженье воды я пьянею как будто –
Не спасут ни фрегат, ни стальной монитор.
Под покровом дымящихся синих туманов
Я, пронзающий алого неба плеву,
Приношу в дар поэтам сладчайшим обманом
Лишь лишайники солнц и корост синеву.
И под светом оранжевых лун-недомерков,
Под эскортом морских вездесущих коньков,
Вижу, как надо мной небо синее меркнет
И дубиной июль выбивает покров.
Я дрожу и я чую за многие мили,
Как ревут бегемоты, Мальстрём не утих,
Я ищу лишь покоя и вечного штиля,
Я грущу о Европы причалах седых.
Да, я видел небесные архипелаги,
Острова с небесами, открытыми всем,
Где бессонно скользит сила солнца по влаге
Миллионами птиц в огневейной росе.
И, признаюсь, я плакал с тех пор слишком часто
От унылой зари и от лунных скорбей,
Я пьянел от любви, цепенея от счастья.
Пусть взорвётся мой киль – сгину в море скорей!
Мне вода европейская – грязная лужа.
На её берегу выпускает рука
Меланхолика-мальчика в чёрную стужу
Утлый, хрупкий кораблик, как сон мотылька.
О, я больше не в силах в волну окунаться
И в кильватере алчных торговцев идти
И с огнями, и с флагами пересекаться
И у доков плавучих скользить на пути!