Суббота

Татьяна Вишневецкая
    В храме людно. Поминальная суббота, 4-я неделя Великого поста. Держу за капюшон куртки трехлетнего сына, наклоняюсь и прошу вести себя спокойно. Муж протягивает мне три свечи. Храм новый, еще не обжитый, но атмосфера умиротворения и величия одновременно уже царят здесь. Ставлю свечку за упокой недавно покинувшего нас свекра….. «Помяни, Господи души усопших родителей моих…» Еще одну, за тех, кто покинул нас давно… «…раба Божьего Ивана, рабу Божью Лидию»… а ведь завтра у бабушки был бы день рождения..101 год…

   Всплывают воспоминания…летняя кухня, маленькая дровяная печка с миниатюрными конфорками и бабушка Лида голыми руками убирающая с самодельных противней горячие, ароматные ватрушки, а на столе уже красуется пирог…Уплетаю ватрушку, рассматриваю картину на стене: розового,  пухлощекого младенца в чепчике с погремушкой в руках. Долго считала, что какой то «свой»…оказалось, что просто картинка…

   Говорят, что каждая наша свечка и молитва  для умерших, как  один шаг к Царствию Божьему…

   Мой дед, Иван Севостьянович,  уйдя с почетом на пенсию с должности главного бухгалтера завода, пошел работать …..дворником в заводской детский сад. Я находилась еще в том нежном возрасте, уровня младшей группы, когда твой дед, для тебя Царь и Бог, независимо от занимаемой должности.  Пользуясь авторитетом и покровительством деда, я без зазрения совести покидала детскую прогулочную площадку и вместе с «последователями» с интересом  разглядывала содержимое дедушкиного сарайчика….

   «….и прости   их согрешения вольная и невольная…»  краем глаза улавливаю неловкие попытки старшего сына зажечь церковную свечу.  На какое то время отвлекаюсь….Интересно, как это? Получить свечку от правнука, которого никогда не видел…Возможно, в свое время,  какой-нибудь неизвестный мне правнук или правнучка так же поставят свечку за свою   прабабушку....

    Уж если бабушка заводила пирожки,  то обязательно много и разных начинок. 
 - Так сколько вас всего было?
Бабушка затихает и минут двадцать бормочет про себя, загибая на обеих руках пальцы.
- Двадцать один.
- Да как такое возможно?
- Были двойни. Вон сестра моя Пана из двойни. Сначала она родилась, малюхонькая, её в тряпку завернули, положили на печку и забыли.. роды тяжелые. Потом мальчонка родился, крупный. Через какое-то время умер…и в тот момент, когда он перестал дышать, она как запищит с печки….Всю жизнь была такая – горластая, бойкая.
 - А ты, какая по счету?
 - Седьмая.
- Да где же вы все размещались?
- Дом большой был. Зала большая была. Двенадцать больших окон в зале. Папу с ярмарки встречали, так у окна место было трудно найти…
- Это ж прокормить столько детей нужно….
- Хозяйство было, работали все… пристань на Амуре была своя. Белугу  ловили, она большая, на козлах распилим на круги,  в погреб на заморозку, а потом крутим котлеты, пельмени…

   «…даруя им Царствие и причастие вечных Твоих благих и Твоея бесконечныя и блаженныя жизни наслаждение….Во Имя Отца и Сына и Святаго  Духа. Аминь».  Глазами ищу мужа. Видимо вышел, забрав младшего. Кладу руку на плечо сыну и киваю головой в сторону выхода.

    В бабушкиной комнате стояла перина, на которой важно возвышались огромные подушки, покрытые белоснежными кружевными накидками, мне всегда казалось, что спать на таких подушках можно только сидя. В соседней комнате круглый стол на нем неизменная скатерть с бахромой по краям, сервант, трюмо, телевизор и диван на котором  периодически лежал дед.  Когда приходили гости, стол подвигали к дивану.  Дед принимал на грудь пару рюмок и откидывался на подушку …
   Помню, папа ставит на стол  бутылку,  с каким то,  чудным, светло-коричневым  корнем внутри, похожим на человека с длинными конечностями.   Дед на диване, худой.  Ему оставили, всего три месяца…Он прожил почти год. Рак.  Мне было одиннадцать. Бабушка пережила деда на четырнадцать лет.

   Приехав домой, я достала со своего детского альбома фотографию.   Мама,  стройная, в белом цветастом платье с  коротким рукавом и прической в стиле Бриджит Бордо, стоит в серединке, словно хрупкая статуэтка,  между папой и его старшим братом. Папа  в рубашке с воротником и бакенбардами моды конца  70-х годов, Дядя Юра, в темной водолазке и пиджаке. Второй ряд, по фотографическим канонам занимают, сидячие.  Бабушке чуть больше шестидесяти, но выглядит она, гораздо моложе своих лет. Ни грамма косметики, как ей это удавалось, ума не приложу. Дед, красавец! Шикарная, благородно-волнистая шевелюра, зачесанная назад, костюм, галстук. А между ними, лупоглазая пигалица с собственноручно выстриженной челкой – я.
Ищу рамку. Нет подходящей. Завтра куплю.