Гулял по свету, верь-не-верь,
Вошел в светлицу – вижу дверь,
Открыл, а сзади клац – и только шконка.
Хожу кругом – лишь клеть,
Хотел взлететь,
Но помешала шпонка.
Параша справа, слева плеть,
А в середине свора.
«-Когда же, Ваша Честь,
Я превратился в вора?»
Судья мне ласково: «-Очнись.
Что, на шестом десятке вором стал? Проснись!
Ты прожил жизнь – а в ней нет блица,
Скорее ты жены своей убийца.
Зарезал ты ее, как курицу-несушку,
Как утку дикую, залетную пичужку.
Как будто бы чужой никчёмный человек
Перебежал тебе дорогу – нет!
Она любила только одного тебя,
Из тысячи тупиц лишь одного нашла.
По всем счетам тебе она платила,
Летать тебя по свету научила.
Петь научила, флейту сделала из горна
И вот за это получи ножом холодным в горло,
Успевшим прошептать:
«-Ведь я тебя любила!»
II
Я отвечал ей: «-Ваша Честь,
Ещё прошу я Вас учесть,
Что с ней исчезли все родные лица.
На них как клин сошёлся свет
И никого уж рядом нет,
Выходит, что серийный я убийца»
Судья привстал: «-А кто они?
Облегчи душу, не томи.
Куда девал их бренные останки?
Где землю кровью окропил
И сколько душ ещё сгубил
Под похоронный реквием шарманки?»
«-Ещё три песни, три души,-
Вновь отвечал судье в тиши,
Я погубил в неистовом дурмане.
Так жертвой первою была
Мечта. Она не умерла,
А растворилась в утреннем тумане.
Второю жертвой стала вновь
Моя последняя Любовь,
Она в бездонной пропасти почила».
Я замолчал, судья вскочил:
«- А третьей жертвой кто же был?»
Но смерть мой голос в бездне поглотила.
Ведь третья жертва – это я,
Меня с женой благословя
Нас в похоронный саван облачила.