Я наверх посмотрю,
где созвездий обильная россыпь,
Так в свой час Гумилёв
изучал это звёздное небо,
Но взведённый курок
и военная, твёрдая поступь
Пригвоздили к земле
его лёгкое, бренное тело.
Занималась заря,
встрепенулись от выстрела птицы,
Кое-где за бугром
возвестили рассвет петухи,
И подул свежий ветер,
повеяло спелой пшеницей,
По которой поэта
к оврагу втроём волокли.
На излёте был август
прозрачный, томительный, влажный.
Небо - колокол медный,
тревожно гремело в набат,
И в овраге с тех пор
колокольчики в синих рубашках,
Как буйки на воде,
поднимаются медленно в такт.
Я на небо смотрел,
вдруг такая тоска обуяла,
Словно не было века,
И в чём-то я сам виноват.
И блестит млечный путь,
как педаль под крылом у рояля,
Тот же призрачный строй
переходит цветущий овраг.