Завершает февраль песнопения
там, где слепнут туманные окна,
разрубая, на зная сомнения,
узел Гордия сталью Дамокла.
Оголяется суть, обнажается –
end of game: открываются карты,
и уже над зимою не сжалиться
молодому весёлому марту.
Как пальто, сожаление сношено,
словно это смешно и немодно, –
и наивная вера в хорошее
начинается так ежегодно –
сумасшествием птичьего гомона,
отшумевшей гульбой Мясопуста,
и до одури кружатся головы
у кого-то от первого чувства.
Что бы мы по пути ни утратили,
остаётся – живое, земное.
И, наверное, все мы – мечтатели
в этот час меж зимой и весною.