Бананы, yes, бананы:
вкус тропиков во рту,
фабриолин, туманы,
Саргассов гладь в цвету,
грязь, суки, вой шакала,
распутство на лице
синь трупная финала
и каторга в конце.
Прорехи божьих планов,
дефекты бытия,
Мегметов, Иоаннов
выщёлкивания,
ветхозаветных сексбардов
спариванья комизм,
манна миллиардов -
всенильский гедонизм.
Ночь сводит вместе орды,
сглотнув зачатья акт,
созвездья? где вы? стёрты!
реальный, плотский факт!
созвездья? где? в молчаньи
изменчивых высот -
потребностей, желаний
шальной круговорот.
Бесцельных экзистенций
чума миллионы жнёт,
собрание прочих инфекций
тотчас остатки слизнёт,
под душ! напор сильнее!
в навозе и хламе возник,
так хорони скорее
всё это - мира лик!
Отблеск огня и лопаты -
вот он, букет пития,
коршуны, крысы – заплаты,
лилии бытия,
реки, моря высыхают,
и возникают вмиг,
фаллосы слепо чихают
в мира безумный лик.
Незавершённость движений
под стекленеющий взгляд,
взлётов и волн продолжений –
туда - назад
в меркнущий зов, в цикуту,
кончить! уходит прочь
бывшее чем-то кому-то
в урну с прахом - ночь.
BANANE
Banane, yes, Banane:
vie méditerranée,
Bartwichse, Lappentrane:
vie Pol, Sargassosee:
Dreck, Hündinnen, Schakale
Geschlechtstrieb im Gesicht
und aasblau das Finale -
d e r Bagno läßt uns nicht.
Die großen Götter Panne,
defekt der Mythenflor,
die Machmeds und Johanne
speicheln aus Eignem vor,
der alten Samenbarden
Begattungsclownerie,
das Sago der Milliarden,
der Nil von Hedonie.
Nachts wahllos zwischen Horden
verschluckt der Zeugungsakt,
Gestirne? wo? geworden!
gewuchert! fleischlich Fakt!
Gestirne? wo? im Schweigen
eines Wechsels von Fernher -
Zyklen, Kreisen der Reigen,
Bedürfniswiederkehr.
Sinnlose Existenzen:
dreißig Millionen die Pest,
und die andern Pestilenzen
lecken am Rest,
Hochdruck! unter die Brause!
in Pferdemist und Spelt
beerdige zu Hause -
das ist das Antlitz der Welt!
Hauch von Schaufeln und Feuer
ist die Blume des Weins,
Hungerratten und Geier
sind die Lilien des Seins,
Erde birst sich zu Kreuzen,
Flußbett und Meere fällt,
sinnlose Phallen schneuzen
sich ins Antlitz der Welt.
Ewig endlose Züge
vor dem sinkenden Blick,
weite Wogen, Flüge -
wohin - zurück
in die dämmernden Rufe,
in den Schierling: Vollbracht,
umflorte Stufe
zur Urne der Nacht.