Солдаты Великой Победы.
Мой дед по материнской линии, Исай Афанасьевич Вьюнов, родился 5 мая 1918 года в селе Калиновском, Александровского района, Ставропольского края в большой крестьянской семье. Это было очень тяжелое время. Революция, затем гражданская война и как следствие – разруха и голод унесли жизни многих миллионов людей по всей стране. Из десяти детей в семье Вьюновых выжило только пятеро. Несмотря на все тяготы и невзгоды повседневной жизни, отец деда, Афанасий Кузьмич, понимал необходимость обучения грамоте и получения образования, поэтому все дети учились в школе.
Закончив семилетку, по направлению колхоза в 1933 году, он поступил учиться на курсы бухгалтеров. Пятнадцатилетний мальчишка с упорством постигал новую науку, ведь так хотелось оправдать доверие людей, поверивших в него. Успешно сдав экзамены и получив удостоверение счетовода-бухгалтера, он был назначен на должность счетовода.
— Бухгалтером тебе еще рановато, а вот счетоводом в самый раз, — сказал председатель колхоза, — до армии поработаешь, наберешься опыта, подучишься, а когда отслужишь, будем рекомендовать на повышение.
В октябре 1938 года деда призвали в ряды рабоче-крестьянской Красной Армии. Грамотного и толкового новобранца зачислили курсантом в полковую танковую школу, которую он с отличием закончил в 1939 году, с присвоением воинского звания старший сержант и военной специальности – механик-водитель бронемашин. За время обучения в танковой школе курсантами были освоены различные виды танков. Это и легкие – «БТ», средние танки, ставшие впоследствии одним из символов Победы — легендарные «тридцатьчетверки» и тяжелые, поражающие своим величием и мощным огневым вооружением – танки «КВ». Для сельского паренька из глубинки все происходящее было просто невероятным.
Два с половиной года службы пролетели незаметно. Ежедневная учеба, военные смотры и сборы, учения, приближенные к боевым действиям, не давали танкистам расслабиться. Да к тому же обстановка в мире, сложившаяся к 1941-му году была очень напряженная. Участились провокации в приграничной зоне, совершались нападения на красноармейцев, поэтому увольнительные были отменены приказом командования.
Служил Вьюнов в третьем танковом полку в составе одиннадцатой армии, которая дислоцировалась на территории Литвы.
Там и настигло известие о начале войны.
Накануне, в субботу 21 июня, для всего личного состава дивизии был банно-прачечный день. Баня — одна из тех немногих радостей у солдат, в череде суровых будней армейской службы. С шутками и прибаутками красноармейцы толпились во дворе бани. Только что приехал почтальон и выкрикивая фамилии, раздавал письма из дома. Эти долгожданные, драгоценные листочки... Сколько в них домашнего тепла, нежности, тревожного беспокойства родных о здоровье, питании, солдатском быте. Замерев над письмами, солдаты на короткое время переносились мысленно в родные места, где каждого с нетерпеньем ждали домой.
— Вьюнов! — почтальон, не отрывая глаз от пакета с письмами, протянул руку с конвертом. В тот же миг письмо оказалось в руках у невысокого роста, но крепко сложенного паренька, с черной шевелюрой и ярко выраженной кавказской внешностью.
— Исайчик, дАрАгой! — размахивал над головой конвертом Коля Баграмян, — СлуЩай, друг, какой праздник тебе сегодня, а!
И зубами зажав конверт, выделывая руками замысловатые движения, пустился в пляс. Солдаты расступились, образуя круг и хлопая в такт, выкриками подбадривали и раззадоривали танцующего. Пронзительный свист смешался с криками «асса».
С Колей Баграмяном они подружились еще с первых дней в полковой танковой школе. Добродушный, приветливый с белозубой улыбкой, этот парень упорно и дотошно изучал узлы и механизмы танков, стараясь разобраться даже в самых незначительных деталях. Он довольно сносно говорил по-русски с колоритным армянским акцентом. Когда, вдруг, ему было что-либо не понятно, по причине не полного знания русского языка, то он обращался за разъяснениями и уточнениями к своему соседу по парте курсанту Вьюнову.
— Закончим службу, — часто повторял Коля, — сначала поедем к тебе домой, погостим немного, а потом обязательно ко мне. Как будут рады мама, папа, татик, папик, братья, сестры...
Он всегда перечислял всю свою бесконечную родню, стараясь не пропустить никого, если же забывал кого-то, то вспомнив, на секунду замолкал, и горестно вскрикивал:
— Ай-яй-яй! А дядя Левон!
И начинал рассказ про дядю Левона, его многочисленную семью, про их большое хозяйство. Во время этих воспоминаний Колины огромные глаза становились еще больше, начинали блестеть и излучать необыкновенное счастье. В этот момент для него не существовало ничего, кроме самых близких и дорогих сердцу родственников, знакомых, друзей, оставшихся дома, родного поселка, затерявшегося в скалистых горах Армении.
Коля Баграмян погиб в первые дни войны.
Развернув письмо и присев у стены, Исай жадно вчитывался в неровные строчки письма. Вначале, как принято, отец передавал поклоны и приветы от семьи, родственников, односельчан, интересовался здоровьем и службой. Обстоятельно, по порядку писал про мать, брата Егора, сестер Евдокию, Татьяну и Анну. Особенно подробно писал о жене Исая Дуняше и его дочке Марусе, которую тот еще ни разу не видел. Она родилась через полмесяца, после его отъезда на службу. По предварительной договоренности дочку назвали Марией.
— Что? Пишут, что? — теребил его за рукав неугомонный друг.
— Дочке два с половиной года, а бегает и лопочет уже вовсю! — не отрываясь от чтения, ответил ему Исай.
— Ай, мАлАдЭС, слуЩай, какой мАлАдЭС! СавсЭм он у тебя бАлЩой стал! — Коля звонко цокал языком, выказывая тем самым превосходную степень восхищения, — не расстраивайся, дАрАгой, чуть-чуть служить осталось, лето быстро пролетит, а там и осЭнь. И всЭх опять увидишь. И дочку, и жену, и всю родню.
А отец писал, что сенокос уже в разгаре, трава сильная вышла в этом году, главное успеть, чтобы не перестояла. И вот перед глазами поплыли знакомые очертания Веревкиной горы, Солдатской балки, Бадулки, Соленого озера, разделяющей село пополам речки, почудился терпкий, медовый, настоянный разнотравьем, с привкусом луговой полыни, горьковатый запах родной степи. И поля, поля, поля до пояса вытянувшейся пшеницы. «Осенью, когда вернёшься, — дальше писал отец, — надо будет сарай переложить, чтобы худобе просторнее было.»
После бани, раскрасневшийся от пара, старшина построил подразделение и с песней танкисты отправились в столовую. Быстро поев, красноармейцы с нетерпением ждали команду на построение, ведь сегодня в клубе будут крутить любимую кинокомедию — «Трактористы».
Зал, как всегда был забит до отказа. Солдаты в ожидании начала фильма, обсуждали завтрашние соревнования по волейболу. Восемь команд должны были разыграть кубок чемпиона дивизии. В разных командах выступали два друга Вьюнов и Баграмян, но это не омрачало их настроения от предстоящих игр. Вспыхнул экран, в зале погас свет и пошли первые кадры фильма.
И вот взрывы хохота уже сотрясали стены клуба, порою невозможно было разобрать, что говорят герои с экрана. Старшина, напустив грозный вид, прикрикивал на особо разошедшихся солдат, да куда там. Тут же сам хохотал вместе с ними.
После фильма, солдаты еще долго не могли угомониться, вспоминая веселые эпизоды и повторяя смешные реплики экранных героев. Повсюду напевали полюбившуюся песенку Петра Алейникова: «Ах, ты милая моя, я тебя дождался...». Кто-то успел уже сочинить продолжение с интересным подтекстом и опять громкий смех нарушал тишину теплого прибалтийского вечера.
Наконец прозвучала команда «Отбой». Откуда-то издалека еще доносился протяжный, немного грустный голос гармони. И снова нахлынули воспоминания. Вьюнов долго не мог заснуть, вновь и вновь, повторяя в уме строки дорогого письма. Словно наяву, перед глазами возникали образы родных, просторного подворья, по которому бегала всякая живность, большого сада, где стояли усыпанные плодами, высокие яблони, черносливы, груши и вишни. В центре сада был выкопан и выложен камнем копань. Подземными ключами он доверху наполнялся ледяной водой, которую даже самое июльское пекло не могло нагреть. Но несмотря на это, ребятня и взрослые все лето купались там. Выскочив из воды с посиневшими губами и гусиной кожей на теле, выстукивая зубами морзянку, потом долго согревались на солнце.
«Ничего, — как бы обращаясь к отцу, говорил он про себя, — осенью вернусь, а там все наладится. И сарайчик новый поставим, а летом надо начинать строится. Жорик того и гляди сноху в дом приведет, надо отделяться. А Маруся-то, Маруся, шустрая какая стала, прав Коля, большая уже.» И с этими мыслями он погрузился в крепкий, глубокий сон.
Рано утром 22 июня 1941 года по тревоге был поднят полк, объявили общее построение. Командир полка стоял перед строем и был очень взволнован и бледен. В гробовой тишине прозвучали его слова о нападении фашистской Германии на Советский Союз. Эти слова, словно электрический ток, пронзили каждого солдата в самое сердце. Будто парализованные стояли они перед командиром.
Вековые деревья, которые всегда были наполнены птичьим гамом, шумом и шорохом листвы и те, казалось, застыли от чудовищного известия. Стояла такая тишина, что было отчетливо слышно, как иголка, сорвавшись с вершины сосны, падая, задевает сосновые лапы. Командир полка внимательно вглядывался в лица красноармейцев, словно хотел понять, что творится в их душах.
И вот прозвучал приказ, немедленно привести полк в боевую готовность и ожидать дальнейших распоряжений. В течение короткого времени вся бронетехника была рассредоточена в заранее подготовленных окопах-укрытиях. Сверху окопов натянули маскировочную сетку. А с западной стороны уже доносился гул разрывов и артиллерийских залпов. Немного в стороне, на большой высоте, летели на восток несчетные стаи фашистских бомбардировщиков. Ближе к обеду прилетела «рама». Долго кружила над расположением полков, то снижалась, пролетая над самыми верхушками сосен, потом снова набирала высоту. Танкисты просто негодовали от такой наглости и самоуверенности немецких летчиков. «Эх, проучить бы из пулемета!» Но приказ был не обнаруживать себя, несмотря ни на что. Исключение — внезапное появления противника.
Так прошел день в напряженном ожидании боевых действий. К вечеру гул артиллерийских батарей стал стихать. Поужинав, экипажи танков продолжали оставаться в полной боевой готовности. Командиры в который раз проверяли боевую укладку танков, наличие горючего в основных и запасных баках. Каждому экипажу был выдан недельный запас сухих пайков. Нервы были на пределе.
Поздно вечером, командующий одиннадцатой армией получил боевое распоряжение от командующего войсками Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта Федора Исидоровича Кузнецова на ликвидацию прорыва противника в районе Каунаса. К двум часам ночи третий и четвертый танковые полки выдвинулись на указанные позиции. На рассвете, когда небо только-только начало сереть, прибежал посыльный из штаба полка с запиской.
— Старшего сержанта Вьюнова к командиру роты, — раздался голос дежурного.
Поправив ремень и пилотку Исай бросился искать ротного.
— У связистов он, там, где взвод «КВ» расположился, — подсказал знакомый сержант из Воронежа, где искать ротного.
В тесной землянке, у небольшого столика, сидел командир роты и размахивая свободной рукой, охрипшим голосом что-то кричал в трубку полевого телефона.
— Товарищ капитан, разрешите доложить…
— А, Вьюнов, — перебил его ротный, на секунду оторвавшись от телефона, — заводи машину и дуй немедленно в штаб, поступаешь в распоряжение начальника штаба.
— Есть, — и круто развернувшись, Исай словно на крыльях летел уже к своему танку. У штаба его ждали. Быстро запрыгнули в танк начальник разведки полка, начальник штаба и еще два незнакомых офицера, все были вооружены автоматами.
— Давай, танкист, держи курс к реке, только поаккуратнее, на немцев не выскочи.
«Ага, значит в разведку, ну что ж, по камышам можно подобраться к самой воде», — подумал Исай. Танк глухо урча, медленно двинулся к пойме реки.
Солнце еще не встало и легкий туман плыл над рекой. Это было на руку разведчикам. Вскоре остановились у камышей. Офицеры покинули танк, приказав ждать. Минут через пятнадцать они вернулись. Поехали дальше. Примерно через три километра остановились опять. Солнце наполовину вышло над горизонтом, туман стал быстро рассеиваться. Внезапно, рассветную тишину нарушили пулеметные и автоматные очереди, противно завыли мины, взрываясь в камышах и реке, поднимая в воздух высокие столбы воды и грязи. Наконец показались офицеры, запрыгнув в танк, начальник штаба задыхаясь прокричал:
— Жми, жми давай, что есть мочи, жми!
Танк взревел и оставляя за собой большое черное облако густого дыма, рванулся в сторону ближайшего перелеска. А ему вдогонку летели пули и осколки от мин и снарядов. Легкий «БТ-5» быстро набирал скорость. Вот уже и спасительный лесок.
— Пронесло на этот раз, — прокричал начальник штаба, — поздравляю, товарищи, всех с боевым крещением.
Через час наши полки пошли в наступление. Скорее всего немцы не ожидали такого поворота событий. Завязался ожесточенный бой, немцы яростно отбивались и тут же переходили в контрнаступление.
Вскоре, левый фланг дивизии был обойден танками противника. На опасный участок направили 6 танков третьего полка, там оказался и экипаж Вьюнова, которые отбросили немцев, подбив у них два танка, остальные развернулись и отступили. Но особенно тяжелый бой произошел у Скаудвиле с подходившими подкреплениями фашистов.
Здесь успешно действовал немецкий моторизованный полк, усиленный двумя артиллерийскими дивизионами и сотней танков. Продвижение вперед застопорилось. Даже мощные танки «КВ», беспрепятственно проходившие через боевые порядки немецкой пехоты, гусеницами давя артиллерийские позиции противника, тараня танки чехословацкого производства, не смогли исправить положения. Только после подхода подкрепления, наши, понесшие потери, танковые полки были отведены в исходный район на перегруппировку. За один день боя части дивизии разгромили моторизованный полк противника, уничтожив при этом несколько десятков фашистских танков и противотанковых орудий. Но и наша дивизия была обескровлена. В результате первых дней войны были потеряны почти все танки дивизии (большая часть в бою, часть из-за различных поломок, некоторые попросту из-за отсутствия горючего).
Так началась Великая Отечественная Война. С тяжелейшими боями и потерями отступала наша армия вглубь страны.
В районе местечка Кайшядорис был подбит танк Вьюнова. Снаряд попал в каток, никто из экипажа не пострадал. И хотя для танка это было совсем не серьезное повреждение, его пришлось взорвать и бросить, поскольку существовала реальная угроза окружения свежими передовыми силами противника. Погрузив личный состав в грузовики, комдив отдал приказ отступить в сторону Вильно. Отходили днем, вечера ждать было нельзя, немцы напирали со всех сторон. Машины шли на предельной скорости, какую могли выжать из них водители. Дважды налетала авиация противника и бомбила длинную колонну отступающей дивизии. Проезжая мимо одного из хуторов, колонна попала под яростный обстрел. С двух чердаков стреляли по машинам длинными пулеметными очередями. Несколько человек были убиты и ранены. Ответным огнем пулеметные точки были подавлены. Дома загорелись от трассирующих пуль и над хутором поднялись клубы сизого дыма. Еще долго виднелось зарево пожара. Ехали молча, отступление, первые потери боевых товарищей, угнетающе воздействовали на психическое состояние личного состава. К вечеру подъехали к Вильно. Город уже подвергся налетам бомбардировщиков, станция была разгромлена, железнодорожные пути разбиты. Повсюду лежали убитые и раненые. Все машины, которые находились в районе станции, были направлены на погрузку и эвакуацию раненых. А остатки дивизии и примкнувшие к ним красноармейцы из других разрозненных и потерявших командиров воинских подразделений, продолжили отступление пешим порядком.
Это было начало. Начало великих испытаний. Тяжелых, горьких, невосполнимых потерь и поражений, грандиозных и ярких ошеломляющих побед, выпавших на долю этих поколений. Они еще не знали, что предстоит им пережить в адском пекле чудовищной войны, какой еще не ведала мировая история, пережить и выжить, умереть и вновь возродиться, словно птица Феникс, в новой ипостаси Непобедимого Великого Воинства и Братства, чтобы с поднятыми алыми Священными Знаменами Правды и Справедливости, сломить и беспощадно уничтожить смертельного врага всего человечества — фашистскую гадину.
Летом 1942 года немецко-фашистские орды рвались к Сталинграду.
Руководством страны, Государственным Комитетом Обороны во главе с председателем комитета товарищем Сталиным изыскивались всевозможные резервы для защиты и обороны славного города. Формировались новые и доукомплектовывались понесшие потери воинские соединения. Ожидал назначения и танковый экипаж в составе которого был механик-водитель Вьюнов. Только что они получили новенький, пахнущий свежей краской, красавец «Т-34».
Ну теперь-то мы им покажем, теперь-то мы зададим жару чёртовым фрицам, — не скрывал мальчишеской радости командир экипажа, — как считаешь, старшина?
Вьюнов, заняв свое привычное место механика-водителя, сосредоточенно рассматривал приборы и пробовал на ход рычаги управления фрикционами. Хотелось, как можно скорее, завести машину и проверить ее на деле.
Так точно, товарищ командир! Будут кувыркаться без остановки до самого Берлина, а то и до Парижа!
Все дружно рассмеялись.
Уже две недели, после получения боевой техники, танковый батальон никак не мог получить документы, чтобы отбыть в пункт назначения. Не справлялись писари, слишком много было у них работы: всё и всех переписать, заполнить различные бланки, предписания, направления. Велся строжайший учет всему. А техники и людей все прибывало и прибывало. Поэтому начальник строевой части обратился к солдатам с просьбой: тем, у кого разборчивый почерк, помочь в работе штатным писарям.
Перед ужином, на построении, командир роты назвал фамилии нескольких танкистов.
— Завтра в семь ноль-ноль, всем вышеназванным бойцам, прибыть в строевую часть, для оказания всемерной помощи писарям. Обращаю ваше внимание на то, что это очень ответственное, я бы даже сказал боевое задание, выполнение которого, контролировать буду лично.
По строю прокатился приглушенный смех и тут же смолк. Выдержав паузу, ротный, наконец, произнес:
— Кому смешно, выйти из строя!
Рота замерла.
— Так вот, — продолжил ротный, — я не собираюсь с вами смеяться тут до осени, поэтому халатное отношение к данному приказу, буду рассматривать, как измену.
И пряча улыбку в густых усах, сдвинув еще больше брови, громко скомандовал:
— Разойдись!
Так старшина Вьюнов оказался в числе помощников писарей. Командир строевой части, обратив внимание на ровный и красивый почерк танкиста, умение быстро разбираться в накладных, листах учета и прочей документации, обратился к вышестоящему начальству с просьбой о переводе старшины Вьюнова в строевую часть штаба батальона, на должность старшего писаря.
Расставание с товарищами было тягостным, но ничего не поделаешь, с приказом не поспоришь. Жалко было и новенькую «тридцатьчетверку», которую он уже считал своей.
— Ты там давай не рви ее, главное за маслом следи и не перегревай двигатель, — напутствовал нового механика Вьюнов и обращаясь к командиру сказал:
— Вы уж присмотрите за ним.
— Ладно, не переживай, старшина, все будет хорошо, — и улыбаясь, крепко обнял его на прощание.
Вновь сформированные части отправлялись на защиту Сталинграда.
Где-то в середине декабря, от штабных Вьюнов узнал, что его мех корпус геройски погиб в тяжелейших боях обороняя Сталинград.
В феврале 1943 года Вьюнову было присвоено звание младший лейтенант и с назначением на должность заместителя командира роты он был переведен в четвертую роту 153-го ремонтно-восстановительного батальона, 7-го механизированного корпуса, 2-го Украинского фронта. Принимал участие в освобождении Украинской ССР, Молдавской ССР, Румынии, Венгрии, Чехословакии.
Весть о безоговорочной капитуляции фашистской Германии застала моего деда в Праге. Радости и ликованию людей не было предела, солдаты уже мечтали, как они возвратятся домой, обнимут наконец-то родных и начнут мирную жизнь. Но пришел приказ о переброске частей и дивизий на границу с Китаем, который был оккупирован милитаристской Японией. И потянулись бесконечные эшелоны с техникой и людьми на Дальний Восток. И там пришлось хлебнуть лиха и выдержать нечеловеческие испытания в бесконечных монгольских степях, пустыне Гоби, преодолевая крутые и неприступные горы Китая, при этом ведя жестокие бои с самураями. Много друзей и однополчан остались навечно лежать в далекой Манчжурии.
В октябре 1945 года младший лейтенант Вьюнов был демобилизован. И только в конце ноября, наконец-то добрался домой, где его так ждали отец с матерью, сестры и жена с дочкой. Более семи лет не был он в родных краях. Его родной брат, Егор, не вернулся с фронта. Шестнадцатого августа 1943 года в районе местечка Тесное, что на Смоленщине, он принял свой последний бой. В середине 50-х годов останки погибших воинов из деревни Тесное, а также других близ лежащих деревень были перезахоронены на братском воинском кладбище № 4 в селе Всходы, Смоленской области, Угранского района. Семь тысяч пятьсот останков Советских воинов числится в этом захоронении, из них известных – шесть тысяч девятьсот девятнадцать.
О героических подвигах и отваге танкиста Вьюнова говорят многочисленные награды, среди которых медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Праги», «За победу над Германией в ВОВ 1941-1945гг.», «За победу над Японией».
За храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками он был награжден орденом Отечественной Войны 2 степени.