Пересказ в стихах повести Николая Васильевича Гоголя «Пропавшая грамота»
***
Хотите, чтобы я поведал
Еще историю про деда.
Пожалуй, прибауткой, вот,
Потешу я честной народ.
Эх, старина, седая радость.
Разгулье на сердце идет,
Когда моя былая младость
В рассказ какой-то попадет,
А коль из родичей порою,
Дед или прадед там какой,
В истории замешан той,
Тогда и впредь махни рукою:
Чтоб за акафистом Варваре
Меня постигнуть божьей каре,
Но чудиться, что сам вот-вот
Все это делал наперед,
И в дедовскую душу точно
Залез. Или сама сидит
Душа его, схватившись прочно
Внутри тебя, и там шалит…
Нет, пуще всех мне те девчата,
Что на глаза им покажись,
Два шага лишь шагни из хаты,
Как налетят - хоть воротись:
«Фома Григорьевич, а нуте
Страховину яку-нибудь
Нам казочку любезны будьте!..»
Да как начнуть, да как начнуть…
Что ж, рассказать конечно можно,
Но посмотрите-ка потом
Что с каждою-то перед сном
Твориться, угадать не сложно.
Царапни крыса рядом где-то,
Или сама задень ногой
Вдруг кочергу. И до рассвета
Считай потерян уж покой.
Так и дрожит под одеялом,
Как будто лихорадка бьет,
И с головой тулупом старым
Укрывшись, наконец, заснет.
А утром, как и не бывало,
Уж сызнова идут просить,
Чтоб сказку страшную сначала
Поведал им. Ну, как тут быть!
Что вам-то рассказать такое…
На ум все не взбредет… Сейчас…
Да вот, пожалуй, про былое,
Про деда моего рассказ,
Как ведьмы в дурня с ним играли.
Да, только, господа, прошу
Чтоб вы меня уж не сбивали,
А то такое набрешу -
Кисель получится опять,
Что совестно и в рот принять.
Покойный дед, к чему лукавить,
Слыл не простым чтоб казаком –
И словотитлу мог поставить,
Был твердо-он ему знаком.
Случалось в праздник отхватает
Апостола, так и теперь,
Иной попович что бывает
И спрячется. Да, верь - не верь,
А грамотеев в это время
Не как сейчас найдется племя
С Батурина всего собрать,
По пальцам хватит сосчитать,
И шапку подставлять негоже,
Всех горсть и наберешь всего,
И, стало быть, любой прохожий
Тут и дивиться нечего,
Как деда на пути встречал,
Поклоном в пояс привечал.
Вельможный гетман раз собрался
Царице грамоту послать,
А писарь полковой… Как звался,
Не вспомню прозвища опять…
Мутузочка или Вискряк
Иль Голопуцек – нет не так…
Да, бог с ним, знаю лишь одно,
Что начинается чудно.
Позвал к себе в то время деда
И говорит ему, что он
Гонцом к царице снаряжен,
О грамоте ему поведал,
Велел садиться на коня
И ехать в дальние края.
Дед долго не любил сбираться,
Как в шапку грамоту зашил,
Коня запряг, и отправляться
Он в тот же день уже решил.
Жену поцеловал неспешно,
Потом детей своих обнял –
Двух поросенков, как он нежно
Их по-отцовски называл
(Хоть из которых был один
Отец родной моих седин),
Да и помчался. Пыль такая
За ним поднялась, и иной
Подумает, что хлопцев стая
Играет в кашу меж собой.
Петух еще лишь день начался
Четвертый раз не голосил,
А дед мой как стрела помчался,
К утру уж в Конотопе был.
Там ярмарка тогда стояла,
Народу столько! - Режет глаз!
Но дед приехал в ранний час
И все вокруг пока дремало.
С коровой рядом расстелился
Гуляка-парубок, лежит
Нос краской красною залился;
Торговка сидя с ним храпит,
Обложена кругом кремнями,
Дробь, синька, бублики при ней;
Цыган разлегся под возами;
Чумак здесь с рыбою своей
В телеге спит, сопя ноздрями;
Улегшись посреди дороги,
Москаль уснул, раскинув ноги,
Внимая неге сладких снов
Средь рукавиц и поясов.
Ну, как на ярмарках ведется,
На вкус, пожалуй, что любой
Здесь сброду всякого найдется.
Дед спешился минутой той,
Чтоб оглядеться. Уж светлело,
Жидовки в ятках поднялись,
Все по-тихоньку зашумело -
На ярмарке проснулась жизнь.
Дым в небо кольцами вздымался,
По табору всему раздался
Сластен горячих аромат -
День вроде бы пошел на лад.
А дед хватился, что с собою
Огнива с табаком не взял,
И сам с причиною такою
По ярмарке таскаться стал.
Шагов и двадцать не проходит,
На встречу запорожец, -Ба!
Лишь на лицо взглянув едва -
Гуляка по всему выходит.
Краснеют шаровары жарко,
Поверху в синий цвет жупан,
И пояс разукрашен ярко,
А дополняют добрый стан
При боку сабля удалая
И люлька (без нее никак),
К ней цепь до самых пят большая -
Ну, запорожец! Ну, казак!
Как станет, распрямиться справно,
Усы рукою поведет,
Подковами как брякнет славно,
И, ну, отплясывать начнет –
Ногами как веретено,
Что вихрь – сравнение одно.
Да дернув струны у бандуры
И в боки тут же подпершись,
Давай выплясывать фигуры,
Вприсядку грянет – ну, держись!
Потом и песнею зальется,
Гуляй казак – простор душе!
Теперь то время не вернется,
Тех запорожцев нет уже!
Ну, встретились, за словом слово,
Свели знакомство, что ж такого,
Пошли калякать, что за тем
Дед путь свой позабыл совсем.
Попойка завелась большая,
Как будто свадьба пред постом,
Горшки и чарки разбивая,
Швыряя деньгами кругом.
Прискучило, угомонились,
Не все на ярмарке стоять
Приятелям и сговорились,
Чтоб дальше вместе путь держать.
Тогда под вечер дело было,
На поле въехали они,
Уж солнце и светить забыло,
Горели полосы одни,
Пестрели нивы тут и там,
Что праздничные плахты вам.
Так, запорожец, дед мой, с ними
Гуляка приплелся какой,
За разговорами своими
Держали путь дорогой той.
И запорожца не на шутку
Взял страшный раздобар в тот час,
Что дед подумал на минутку,
Не бес ли в нем сидит сейчас.
Откуда только набиралось.
Исторьи, присказки несет,
Что деду только оставалось
Со смеху надорвать живот.
А в поле все сильней темнело,
Чем дальше, сумрачнее тем,
И молвь казачия немела,
Вот запорожец стих совсем,
И с каждым шорохом вокруг
С чего-то вздрагивал он вдруг.
- Ге! Ты земляк уж сов считаешь
И как тебе домой не знаешь
Вернуться, да скорей прилечь,
Укрывшись с головой, на печь.
- Пред вами нечего таиться,
Да, видно, быть так суждено,
Душа моя уже томиться
В плену нечистого давно.
- Вот небывальщина большая!
Кому такой не ведом страх?
Коль доля выпала такая,
Тут и гуляй вовсю, на прах!
- Эх, хлопцы! И гулял бы с вами,
Да ночью этой срок как раз
Приходит, будьте же друзьями,
Одно прошу теперь у вас –
Не выдайте! Да, не поспите
Лишь ночку темную одну,
Прошу вас, други, услужите
Не упустите сатану.
Что ж горю не помочь такому,
Дед объявил, что он скорей
Уж оселедец даст любому
Отрезать с головы своей,
Чем дьявольская образина,
Подступит, хоть бы и на шаг,
К его душе христианина –
Не сбыться этому никак!
Глядишь бы, продолжали может
Свой путь и дальше казаки,
Да ночь сильнее небо гложет,
А в темень ехать не с руки.
Обволокло все черным рядном,
Не видно, что и в шаге рядом.
Тулуп как будто бы овчинный
Окутал землю ночью длинной.
И только издали мелькает
Один нестойкий огонек,
А конь, увидевши намек,
Что близко стойло, начинает
Тебя нести еще скорей
Сквозь пустоту ночных полей.
Огонь, казалось, приближался
Так быстро, что вдали шинок
Из тьмы помалу показался,
Стоял, склонившийся на бок,
Как баба на пути с крестин
Или веселых именин.
Шинки, что завелись недавно,
Не те, как в прошлые века,
Где, чтобы развернуться славно
Иль приударить гапака -
О том и речи не велось,
Прилечь нельзя – вот как жилось!
Кругом чумацкими возами
Уставлен двор как будто весь,
В яслях, в сенях храпели здесь
И постояльцы рядом сами.
Шинкарь, пред каганцом склоняясь,
Рубцы на палке вырезал,
Тем самым рассчитать стараясь
Осьмух и кварт кто сколько взял.
Дед принести велел сначала
Треть от ведра троим без мала,
А сам в сарай потом пошел,
Где двух приятелей нашел.
Легли все вместе рядом трое,
Дед повернуться не успел,
Как запорожец захрапел,
И третий их, ну что ж такое,
Мертвецким сном уснул и он,
А дед к нему – отводит сон.
Мол, дескать, обещанье дали
Всю ночь с тобой не засыпать,
А тот глаза протер едва ли,
Привстал да и уснул опять.
Сам караулить дед мой взялся,
И дабы сон свой отвести
Возы все осмотреть собрался,
Коней в порядок привести.
Взял люльку, закурить желая,
Назад вернулся до двоих
Уснувших спутников своих.
Вокруг же тишина такая,
Что ни комар не пролетит,
Ни муха рядом не жужжит.
Вот тут-то чудиться и стало,
Как, неизвестно почему,
Вдруг что-то серое ему
Рога как будто показало…
Тут начали глаза смыкаться,
И он был принужден тогда,
Чтобы дремоте не отдаться,
Тереть их водкой из ведра.
Как взгляд помалу проясниться
Виденье вроде удалиться,
Чуть погодя за возом глядь
Явилось чудище опять.
Глаза таращил дед упорно,
Но сон его одолевал,
Скрутил-таки, да так проворно,
Дед как убитый вскоре спал.
Макушкой бритою сияла
На солнце деда голова,
Когда вставать пора настала,
Дед, потянувшись раза два,
Заметил, что возов убыло,
И, что вчера их больше было,
Что чумаки отсюда прочь,
Как видно, потянулись в ночь.
К своим направился, подходит
Казак их спит спокойным сном,
А запорожца не находит,
Пошел выспрашивать о нем.
Никто не видел, знать не знает,
Лишь свитка верхняя лежит,
Раздумье деда разбирает,
Страх понемногу теребит.
Коней смотреть, - и их не видно -
Где запорожский, где его?
Что за история? Обидно,
Не понимает ничего.
Ну, запорожца, предположим,
С собою ночью бес забрал,
Но кто ж коней тогда украл,
Дед поразмыслил, что, похоже,
Нечистый пешим прискакал,
А к пеклу-то не близок путь,
Вот и коня решил стянуть.
Уж дед был крепко опечален,
Что обещанье не сдержал,
И оттого себя вначале
Слегка словами утешал:
«Ну, ничего, пешком отправлюсь,
А по дороге-то управлюсь,
Барышника авось найду,
Да с ним знакомство заведу,
А тот, пожалуй, для меня
Найдет быть может и коня».
За шапку только что хвататься,
Ан, шапки нет. Припомнил как
Вчера надумал поменяться
Он с запорожцем просто так.
Да, уж нечистому несложно
Такую шутку учинить,
И одному ему возможно
Посланье у гонца стащить.
Тут черта угощать принялся
Такими прозвищами дед,
Что тот, пожалуй, заикался
Еще и после много лет.
Да в брани, право, что за сила,
Затылок сколько ни чесал,
Ничто на ум не приходило,
Как грамоту вернуть, не знал.
К уму чужому обращался,
Людей, кто был в шинке, собрал.
Что так и так, мол бес вмешался,
И все, как на духу, сказал.
История про диво это
Сразила чумаков тогда,
Никто не мог найти ответа,
Как приключилась та беда.
Чтоб раньше кто-нибудь слыхал,
Как дьявол грамоту украл,
Такого не было на свете,
А по проверенной примете,
Коли случилось, что украли
Черт иль москаль чего-нибудь,
То точно, поминай как звали,
Уже никак нельзя вернуть.
Один шинкарь в углу сидел
Да молча в сторону глядел.
Тут дед к нему и подступился,
Уж коли человек молчит
И в разговоре затаился,
То умной речью удивит.
Шинкарь, однако же, словами
В тот день не больно щеголял,
И если б дед мой, между нами,
Пять золотых ему не дал,
То даром бы стоял совсем,
Вернувшись от него ни с чем.
- Как грамоту достать я знаю, -
У деда отлегло слегка
На сердце. - По глазам читаю
В тебе не бабу-казака.
Смотри же, из шинка выходишь,
На право поворот находишь,
В дремучий лес ведет тот путь,
Как смеркнет, наготове будь.
В лесу цыганы обитают
Они из нор выходят прочь,
Ковать железо в эту ночь,
Сейчас минуты наступают.
Когда в полуночной тиши
Одни лишь ведьмы вылетают.
А чем среди лесной глуши
Цыгане ночью промышляют,
Ты знать и вовсе не спеши.
Как стук со всех сторон заслышал,
То направленья не меняй,
Дорожку, по которой вышел,
Ты непременно соблюдай.
По ней вперед иди, иди…
Терновник станет впереди,
Орешник заслонит дорогу,
А ты иди, знай, понемногу.
Как небольшую речку встретишь,
На берегу остановись,
Там всех, кто нужен, и заметишь,
Да перед этим запасись
Тем, что в карманах быть должно.
Ты чувствуешь о чем толкую…
Добро оно для всех одно
Хоть в руку угодит людскую
Хоть к бесу в лапу попадет,
Любой подальше уберет.
Шинкарь затем притихнул снова
И больше ни сказал ни слова.
Дед был десятка не такого,
Чтоб робость выказал когда,
В лесу, коль встретит волка злого,
За хвост его – что за беда!
А коль пройдется с кулаками
Меж казаков, так после вряд
Все обок на земле лежат.
Но и его, судите сами,
Озноб по коже продирал,
Как ночью этой в лес вступал.
Все звезды с неба попропали,
Темно и глухо, как в подвале,
Лишь далеко над головой
Гуляет ветер ледяной.
И, словно пьяные казаки,
Стоят разгульно дерева,
Качаясь, будто после драки,
И листьями шепча слова.
Тут холодом как потянуло,
Что дед тулуп припомнил свой,
Вдруг, словно гром, в ушах стрельнуло,
Раздался молоточный бой,
Зарница разом осветила
Весь лес в минуту. Дед идет,
С дорожки шагу не свернет,
Ничто казака не смутило.
Вот и терновник показался,
Кажись, шинкарь не обманул,
Не раз покамест пробирался,
Недобрым словом помянул,
Шипы, что так кололись больно,
Таких измладу дед не знал,
При каждом шагом он невольно,
Промежду сучьев застревал.
На куст ругаясь недовольно,
Ну, все ж пробрался еле-еле.
Деревья далее редели,
А сами делались мощней,
К тому же шире и крупней.
Таких деревьев не найдешь,
Хоть дальше Польши забредешь.
Глядь, меж деревьев показалась
И речка черная, как сталь.
Дорога, стало быть, кончалась,
Дед начал всматриваться вдаль.
Глядит, на берегу за речкой
Горит огонь неяркой свечкой,
Того гляди, погаснет вроде,
И шляхтич польский рядом бродит.
А вот и мост. «Ну, здесь, похоже,
Лишь чертова бадья пройдет».
Дед смело встал на мостик все же
И, уж скорей, чем достает
Иной понюхать табаку,
Он перешел через реку.
Остановившись, зорким взглядом
Смог разглядеть теперь людей,
Что у огня сидели рядом.
В другое время бы скорей,
Такие рожи увидав,
Укроешься от них стремглав.
Но, деду некуда деваться,
Знакомству нужно завязаться.
Не в пояс мало тут поклон,
К ним подойдя, отвесил он.
«Бог помогай вам, добрым людям!»
Никто и ухом не повел.
«Ну, ладно, по-другому будем», -
И к ним поближе подошел.
Сидят смазливые те рожи,
Молчат, и дед ни слова тоже.
Никак не ладится беседа,
Молчанье село, как туман,
Тут тишина приела деда,
Полез за люлькою в карман.
Вокруг все прежнее бездейство.
«Уж совершите добродейство,
Как так бы это мне сказать…
(Живал на свете дед немало,
Умел турусы подпускать,
Перед царем, коль дело встало,
И то не смог бы сплоховать)
Чтоб не обидеть вас случаем,
Простите, коль чего не знаем,
Вот люлька-то с собой моя,
А чем зажечь, не знаю я».
Молчат. Один лишь встрепенулся,
Подсунул головню ко лбу,
И хорошо дед увернулся,
А то дальнейшую судьбу
Встречал одним тогда лишь глазом.
Ну, смотрит, время как вода,
Решился рассказать все разом,
Зачем пожаловал сюда.
Тут рожи уши навострили,
Все лапы тянут. Дед смекнул
И деньги, что в карманах были,
Нечистым тварям протянул.
Как деньги кинул, все смешалось,
Земля дрожит. Ах! Бог ты мой,
Что деду только ни казалось –
Кружился чудищ целый рой,
А ведьм такая тьма собралась,
На рождество лишь так случалось,
Как паночки одеты все
В своей напудренной красе.
А черти как хмельные были,
Вокруг чесного казака
Среди клубов кромешной пыли
Отплясывали трепака.
Крещеный человек в то время
Едва ли выстоит тогда,
Глядя как дьявольское племя,
Кричит, скача туда-сюда.
А деда, страх хоть оставался,
Вдруг почему-то смех пробрал,
Он над чертями потешался,
Их наблюдая карнавал.
Собачьи морды нацепивши
Тут черти, что за ерунда,
Хвостами без конца крутивши,
За ведьмами вились тогда,
Как парни к девкам приставили.
А музыканты здесь свистали
Носами будто бы валторны
И в щеки тузизи упорно
Себя как в бубны кулаками,
Проворно шевеля руками.
Завидев деда, всей ордою
К нему турнули, кто в чем был,
С свиной, с козлиной головою,
Кобылью кто-то нацепил.
Все потянулись целоваться.
Какая мерзость! Плюнул дед.
За стол с ним кучею садятся,
А там уже готов обед.
От Конотопа что, пожалуй,
Вплоть до Батурина, такой,
Казалось, стол тот был длиной,
Да и закуски счет немалый:
Лук, колбаса любого рода,
Свинина всяческих сортов.
«Видать, бесовская порода
И вовсе не блюдет постов!»
Дед, знать вам, к слову, не мешает,
Не упускал ни раз того,
Как случай только выпадает,
На зуб перехватить чего.
Едал покойник аппетитно,
И потому минутой той
Придвинул, чтоб наесться сытно,
Сальца и окорок большой.
Взял вилку (словно вилы эти,
Что в сено наш народ воткнет),
Кусок побольше заприметил
И было уж отправил в рот.
Глядь, что-то окорок уводит,
Вокруг ушей кусок идет
Да плавно в рот чужой заходит,
И этот рот его жует.
Другой кусок схвативши сразу
Кажись губами зацепил,
Однако, по второму разу
В чужое горло опустил.
Он в третий раз – и снова мимо,
Ну, это уж невыносимо!
Ух, взбеленился дед тогда,
Страх только потерял куда.
- Что вы тут, Иродово племя,
Смеяться отыскали время!
Отдайте шапку сей же час,
Не то переверчу всех вас!
Дед речь закончил, затрещали,
Смех во всю глотку завели,
Зубами хари засверкали
И издевались, как могли.
Такой насмешливый ответ
Совсем не ожидал мой дед.
В душе опять захолонуло
И страхом будто бы дохнуло.
- Ну, ладно! - ведьма провизжала.
Дед по приметам рассудил,
Что всем она и заправляла.
- Вернем тебе, чего просил,
Коль в дурня с нами не откажешь
Сыграть три раза.
Что прикажешь!
Дед отпирался, отпирался,
Да все ж на уговор поддался.
Тут карты сей же час достали,
Все закопченные вконец,
Поповны на таких гадали,
Кому дорога под венец.
- Ну, слушай! – ведьма заявила, -
Хоть раз проигрываю я,
То шапка с грамотой твоя,
А коль случись, что победила
Я трижды, то тебе, как знать,
Не только шапки не видать,
Свет белый про тебя забудет!
- Сдавай, хрычевка, будь, что будет!
Вот карты первый раз раздали.
Дед в руки взял, смотреть-то смех,
Все дрянь одна, вы б увидали,
Десятка старшая из всех.
Ни козыря, ну, что такое!
Ни пары – был расклад каков!
А ведьма, знай, своей рукою
Сует ему пятериков.
Ну, дурнем и пришлось остаться.
Как проиграл, со всех сторон
Давай над дедом насмехаться
Чертовский табор. Грянул звон:
«Вот, дурень! Дурень!» – завизжали,
Захрюкали кругом, заржали.
- Чтоб вас тут всех перекрутило! –
Дед тварям мерзким отвечал,
От звона уши заложило,
Что он их пальцами зажал.
«Ну, - думает, - подтасовали».
Теперь сдавать возьмусь-ка сам,
Сдал. Карты только разобрали,
Глядь, счету нету козырям.
Теперь держись нечиста сила!
Сначала гладко выходило -
Чертовка пятерик ему
Подложит вроде с королями,
Тут даже думать ни к чему –
У деда руки с козырями,
Он по усам всех королей
Не глядя картой бьет своей.
- Ге-ге! Да разве кроют так!
Не по-казацки бьешь, земляк!
- Да разве козыри плохие?
- Ну, это может быть у вас
Такие козыри сейчас,
У нас же козыри другие!
Глядь, в самом деле масть простая.
Вот небывальщина какая!
Ну, бес опять свое забрал,
Дед дважды кряду дурнем стал.
И снова чертаньё принялось:
«Чу! Дурень! Дурень!» – горло драть.
А деду что тут оставалось,
Давай последний раз сдавать.
Опять на лад выходит дело –
Та пятерик, он кроет смело
И из колоды козырей
Берет тот час рукой своей.
Дед: «Козырь!» – картою ударил,
Что коробом свернул ее,
А ведьма против всяких правил,
Знай, дело делает свое.
Простой восьмеркой перекрыла.
- Ты что, чертовка, сотворила!
Та карту подняла сейчас,
А там шестерка в масть как раз.
- Вишь, голову морочат снова.
Досада деда забрала,
И кулаком хватил сурово
По краю самому стола.
Тут, к счастью, ведьме масть плохая
Пришла в ту пору. Дед, считая
Все пары на руках, опять
Полез к колоде карт набрать.
Да, только дрянь такая кряду,
Дед руки даже опустил,
Но, чтоб не выказать досаду,
Шестеркой просто так сходил.
Взяла чертовка, это что же!
Тут , верно, что-нибудь не так,
И дело хитрое, похоже.
Дед мой тогда, не будь простак,
Тихонько карты опустил
И под столом перекрестил.
Глядь, на руках и появились
Король да туз, еще король,
А козырей меж ним сколь,
Шестерки будто испарились.
- Эх, дурнем был я до чего же!
Король козырный, принимай!
Ну, что, взяла? Кошачья рожа!..
Туз хочешь, на-ка, забирай!
По пеклу гром тогда как грянул,
Дед, сам не зная почему,
На небо с перепуга взглянул,
Тут шапка бух в лицо ему.
Дед прихрабрился: «Нет, - мол, - мало,
Коня мне подавай сюда,
Пешком казаку не престало,
А то перекрещу тогда
Всех вас сейчас святым крестом,
Убей меня на месте гром!»
Поднял уже и руку было,
Как загремели перед ним
Лишь кости от его кобылы.
- Вот конь твой!
Зрелищем таким
До слез был опечален дед,
Ведь вместе были столько лет.
- Да, дайте же коня любого,
Чтоб выбраться от вас скорей.
Дед не успел закончить слова,
Тут самый главный из чертей
Арапником прихлопнул – конь
Взвился, как будто бы огонь,
Под дедом, и на верх стрелою
Взмыл, словно птица, над землею.
Страх деда обуял немалый,
Когда скакун его удалый
Ни крику слушать не хотел,
Ни поводов не разумел.
Скакал болотами, лесами,
Места такие – дрожь берет,
Дед глянул – пропасть под ногами.
Уже подумал, пропадет.
А конь вперед бежал упрямо,
Пни, кочки разом пролетал –
И пропасть для него не яма,
Провал, как будто не провал.
Знай, вниз через бурьян несется,
На дне о землю как толкнется,
Дед чуть со страху не упал,
Но все же повод удержал.
Что дальше с дедом приключилось
В ту ночь, не помнит ничего,
Все в голове перемутилось,
Очнулся, а вокруг него
Места, знакомые для глаза,
Которые узнаешь сразу,
А сам средь солнечных лучей
На крыше хаты был своей.
Перекрестившись, вниз спустился.
Вот чертовщина завела!
На руки глянул, подивился -
В крови по локоть. Ну, дела!
Он к бочке. И лицо такое
Багряной кровью залитое.
Умывшись чисто, входит в хату.
Глядь, дети пятятся к нему
И говорят «Дивися, маты,
Мов дурна, скачет!» Почему?
Пред гребнем баба молодая
С веретеном в руках сидит,
Подпрыгивает, как больная,
Сама, однако ж, крепко спит.
Дед подошел к ней со словами:
«Здорова ль ты, моя жена?»
Та, поведя слегка глазами,
Очнулась от чудного сна.
Узнала, хоть не сразу, деда
Сказала, что приснилось вдруг,
Как печь от ночи до обеда
По хате ездила вокруг,
Горшки с лоханками гоняя,
И черт поймет – какой-то бред.
«Тебе-то сон – мне явь такая! –
На это отвечал ей дед, -
Нам нужно хату освятить!
А мне теперь пора спешить».
Сказавши, отдохнул немного,
Потом коня себе достал
Да уж без отдыха скакал
И днем, и ночью всю дорогу.
И вот к царице вскоре прибыл.
Диковин всяких повидал,
Что и потом везде, где ни был,
Рассказ про это начинал.
Вошел в высокие палаты,
Что, если друг на дружку хаты
Хоть десять кряду положить,
До верху может не хватить.
Дед в комнату одну заходит –
Царицы нет, идет вперед
И там царицу не находит,
Он в третью комнату идет –
И в третьей, и в четвертой нету,
И только в пятой, глядь – сидит
Сама среди потоков свету,
Корона золотом горит.
Одета в свитку дорогую
Сапожки красные на ней,
Увидеть красоту такую,
Порой не хватит жизни всей.
Сидит, галушки золотые
Ест за столом. Тут сделав знак,
Синицами чтоб дворовые
Засыпали всю шапку, как…
Всего и рассказать нельзя.
Пора заканчивать, друзья.
Дед о возне своей с чертями
Уже и думать позабыл,
И если кто-нибудь речами
Вдруг этот случай бередил,
То он умалчивал умело
Об этом, будто бы не знал,
Не с ним как будто было дело.
А чтобы все ж пересказал
Про случай с грамотой сначала,
Такого стоило труда
Уговорить его тогда.
А после этого бывало,
Коль вовремя не спохватился
И хату освятить забылся,
То в наказанье каждый год
Жену за это бес берет,
И так в ней целый день бушует,
Что та неволею танцует,
Как ни возьмись, а ноги в пляс.
На этом и окончен сказ.
7.11.2000
Иллюстрация Святозара Русакова