Он был медный, и на нём была надпись: «Спаси и сохрани». Сегодня дети не стесняются носить крестильные крестики, но я вырос в совсем другое время. Никто и ничто не могло бы тогда заставить меня надеть на шею крест. Мама всегда пришивала его куда-нибудь во внутренний карман пиджака, куртки или пальто. С ней было всё ясно: моя мама была верующей в Бога. Не фанатично, конечно, но по поговорке: «Без Бога ни до порога». С папой всё было сложнее. Он никогда не молился, не поминал имя Господа. Но при этом он знал все церковные праздники, дни почитаемых святых, мог безошибочно рассчитать день Пасхи – воскрешения Господнего. Был ли он верующим, я для себя так и не решил.
Крестили меня еще совсем в раннем возрасте, так что я, конечно, помнить этого не могу. Мои родители не состояли в Коммунистической партии, поэтому и не могли понести наказание за крещение собственного ребёнка. А я всю жизнь мучаюсь вопросом: я то человек верующий или нет?
Крестик мой крестильный не сохранился, и этим обстоятельством отягощено сегодня моё сознание. Хотя если разобраться, то прямой моей вины в том нет.
Мама, как всегда, пришила мой крестильный крестик во внутренний карман зимнего пальто. Я никогда не возражал, я вполне соглашался, что он меня не съест, мой хоть и не золочёный, но всё же маленький крестильный крест. В этом я не был похож на юную пионерку, а потому и мучился, и страдал, и порой считал себя предателем. Но маму я любил больше всего на свете, так же горячо, как свою советскую Родину, первого космонавта Земли Юрия Гагарина и первую школьную учительницу Лидию Ивановну.
О том, что я ношу крестик пришитым во внутренний карман, я никому не рассказывал, даже Славке. Не знаю, чего я боялся. Скорее всего, что надо мной будут смеяться: ведь Бога нет. Лидия Ивановна сказала: «Теперь мы точно знаем, что Бога нет. Космонавты никакого Бога не видели». А уж Лидия Ивановна знает лучше моей мамы, ведь она учитель. Космонавты же сами почитались за богов. С ними спорить уж никак нельзя.
Так я и не разобрался в детстве с существованием Бога. Так и жил. Но однажды я обнаружил, что крестика на своём месте нет. Спросил у мамы. Оказалось, что она не брала, не перешивала в другое место. Это значило, что кто-то крестик украл. Сам по себе факт кражи не был удивительным. В раздевалке крали всё, что по неосторожности оставлялось в карманах. С этим боролись, даже ставили на уроках и переменах дежурных. Но часто и вызывались подежурить в раздевалке именно те, кто хотел полазить по чужим карманам. Да дело не в том, что украли. Говорю же, что это было явлением обычным: не украдут, так отнимут. Дело в том, что это был мой крестильный крестик, с которым я уже прожил больше десяти лет своей жизни и к которому очень привык. Я привык ощущать его тайное присутствие. Кажется, я даже поплакал немного.
С тех пор у меня нет крестика. Никакого.