Приехал друг к другу в гости с женой. Приехал в гости с бывшей его женой, со своей нынешней. Короче говоря, она одному бывшая жена, другому – ныняшняя. Это тому, который к другу в гости с женой приехал. Бывает так иногда тоже.
Сидят, значит разговаривают. Подвыпили, шутить стали. Хозяина – понятно больше всех развезло. Конечно, больше всех накидался, приготовился, значит. В магазине ещё думали – что у него день рождения какой- нибудь, а у него просто друг с женой в гости приехал (приедет, то бишь). Взял, значит закуски разной, тортики-конфеты жене типа в подарок, бывшей. Водки конечно, чтобы когда с коньяка похорошеет… И коньяка, для виду полтора литра. Первые о5 сам выжрал, пока гостей ждал, стол два раза накрывал… И прибирал один раз.
Коньяк потихоньку заканчивался, хозяин – Дима, понял, что пора:
«Маш, давай что ли старое вспомним, потонцуем?»
Маша была не против, тем более нынешний муж – Коля последнее время как-то мало уделял ей внимания… Раньше она и не думала об этом, а тут после такого предложения длиннейшая цепь логических умозаключение пронеслась у неё в голове, как табун скоростных слонов. Только они бежали гуськом. И так быстро, что заметить удалось только лишь, что они пробежали стремительно. Унеслись так же внезапно, как и появились, оставив новый взгляд на мудака-мужа.
«Конечно, Дима, а то я Колю зову-зову на танцы, а ему все работа мешает».
Ни на какие танцы она его, конечно, не звала. И никакая работа ему не мешает. Коля не работал. У него было двоякое чувство после Машиной фразы. С одной стороны, ему было неприятно, что она согласилась, пожаловавшись, на отсутствие внимания со стороны мужа, с другой – ему было приятно, что жена сделала вид что он работает. Это чувство продолжалось недолго, потому что в Колиной голове тоже кое что происходило. Это был не табун слонов, или ещё кого то. У просто спокойно шла гиена с выразительной мордой, как у волка в украинском мультике, и говорила:
«Ты смотри, мол, какая хитрая, в одном предложении 7 раз лукавит, пресекать надо.»
Но как пресекать, гиена не сказала, а только шла и повторяла: «пресекать надо, пресекать надо». Коля ещё долго слышал «Пресекать надо», но все менее отчетливее – гиена потихоньку уходила.
Но в тот момент нужно было что-то решать, иначе затанцуют, ещё эта гиена добовляла масла в огонь. Коля решил – вступлю, а там посмотрим. И он вступил.
«Конечно, давайте, потанцуйте-ка, а я пока в магазин схожу – тут недалеко, минут тридцать в одну сторону, как раз вам натанцеваться хватит».
Дима выразительно взглянул на своего на своего друга. Ему казалось, что Коля для приличия потерпит немного, пока Дима будет глумиться. Но по неосознанному выражению Колиного лица уже можно было понять, кто здесь будет жертва, и кого надо будет жалеть. Коля может и потерпел бы, но чего-то не получилось. Он посмотрел на жену, хотевшую что-то сказать то ли в свое оправдание, то ли в упрек Коли, взял её очень крепко за руку, толкнул из кухни, посмотрел на друга, притворно извиняясь, сказал что им (Коле и Маше) нужно кое-что обсудить, если он (Дима) не будет против.
Дима конечно не был против, он хорошо знал, что Коле сейчас лучше не перечить, да и пусть сами разбираются, муж с женой все-таки.
Ему оставалось только догадываться, о чем они там разговаривают, но когда они пришли, Коля снова стал для жены тем хорошим добрым Колей, которого она полюбила, и бросив мужа, вышла за него замуж. Ее кофточка была немного порвана, волосы потрепаны. Никакого намека на впечатление от скоростных слонов. Эталон, а не пара.
«Да» - подумал Дима. «Может мне этого не хватало». – Он-то жену не бил. Пил только много иногда. А злость на жену в пивнушках вымещал на ком-нибудь, кто больше годится для этой роли. Или на работе. На работе было проще – несколько человек в подчинении – очень обрадовались, когда развелся. Утешали, говорили, что лучше найдет. А сами, про себя, конечно – лиж бы не женился. Потихоньку – незаметно, приучили, значит, к холостяцкой жизни. Одного даже по жребию выбрали Коле в друзья – Валеру. Старый – то друг жену в Питер увез. Валера все это время считал выборы нелигитимными, потому что он не пил. Но от роли своей отказываться не стал – как-никак начальник, чего бы и не подружить немного, и жена не будет сильно ругаться. По долгу службы все-таки. Были даже мысли на стороне кого-нибудь завести, но начальство только жаловалось и пило, пило, и жаловалось. И хотело видеть только хорошего друга, и никаких подлых баб. Валера держался молодцом, но через 5 месяцев такой профилактики он вдруг стал чувствовать свою вину за то, что у него – самого с женой все в порядке. А потом, когда стало не в порядке из-за таких вот посиделок – вину за то, что она у него есть. Естественно, нервы у Валеры сдали. Так, по-немногу, Валера начал спиваться и терять себя. Каждодневные расспросы коллег вроде «Ну чего, как он ? Чего рассказывал?» тоже не проходили сами-собой. Валере все отчетливее стало казаться, он он всего лишь жалкая игрушка в «совете четырех», подстилка для начальника. Он стал ненавидеть их всех, и неожиданно, без объявления, посоветовавшись только с женой, миновав «совет четырех» подчиненных, как они себя называли, подшился. Это, конечно, вызвало волну негодования в том же обществе четырех, и расценивалось, как предательство друзей на рабочем поле боя. Но Валера бы не умолим, к тому моменту он давно уже понял – кто его настоящие враги, а семья – ячейка общества, основа государства, семью надо беречь. А начальник пусть сам своей личной жизнью занимается. Валере был объявлен байкот, он уволился, но семью сохранил – специалист он был хороший, работу найдет. Так и остался в памяти коллег, как непонятый никем бунтарь маргинальной наружности.
«Совет теперь уже трех», как стали называть себя коллеги все ближе подбирался к рубежу новой жеребьевки...